— Что они пытаются купить? — спросил я.

— Права на продажу, — ответила Фериус. — Каждый из них хочет приобрести эксклюзивное право торговать главной новинкой этого года.

— То есть, — сказал я, — они готовы выложить огромные деньги за… за что-то, чего еще не видели и понятия не имеют, сколько оно может стоить?

Нифения повернулась ко мне. Ее зрачки были огромными, заполонив почти всю радужку.

— Сам подумай: монополист может установить любую цену. Только представь, каковы будут барыши.

В конце концов нашелся победитель — даромен, который едва удерживал палку, кренящуюся под весом золотистых колец. Менее удачливые конкуренты поаплодировали ему, послышались звуки фанфар, а танцоры, держащие шелковых драконов, наклонили шесты, заставив своих зверей изобразить поклон.

В скором времени драконов подвесили на крюках над сценой, а танцоры исчезли. Человечек в павлиньем плаще поклонился и тоже ушел.

— Это было невероятно, — сказал я.

— Хочешь невероятного? — спросил из-под скамейки негромкий трескучий голосок.

Я наклонил голову и обнаружил Рейчиса. Он глядел на меня неестественно расширившимися глазами. В лапе белкокот держал несколько золотистых свертков.

— Ты должен попробовать эту штуку, Келлен. Вот она — невероятная. Просто нечто!

— Идиот! Ты должен был спрятаться в городе! Что, если кто-нибудь тебя увидит?

Он фыркнул.

— Эти тупицы? Они слишком увлечены представлением. Мы с Айшеком были здесь с самого начала, и никто ничего не заметил.

И впрямь: гиена сидела под скамейкой Нифении. Айшек спрятался гораздо лучше, чем Рейчис. Это, правда, не отменяло того факта, что они оба ослушались нас. В нахальстве Рейчис превзошел сам себя, но более всего меня беспокоило другое: его мех постоянно менял цвет. Я выхватил у него золотую конфету.

— Сколько вы их съели?

Белкокот посмотрел направо, потом налево — будто ожидал, что ответит кто-то другой.

— Не знаю. — Он поднял лапу, демонстрируя мне с полдюжины оберток. — Может, пять?

— Думаю, лучше отобрать у него конфеты, — сказала Фериус. — А ты, — она ткнула пальцем в сторону Рейчиса, — сиди под скамейкой. Если вы с гиеной попробуете что-нибудь украсть, пеняйте на себя. Это ясно?

Рейчис ударил себя лапой по лбу — в меру сил копируя дароменского солдата, отдающего честь командиру.

— Так точно, капитан!

Разумеется, Фериус его не поняла. Однако прижала палец к пушистой морде белкокота и проговорила:

— Я не шучу.

В ответ на угрозу Рейчис оскалил зубы, но его рык тут же превратился в хихиканье.

— У тебя красивые глаза, — сообщил он, глядя на Фериус.

— Что он сказал?

Я перевел. Аргоси ухмыльнулась.

— Отлично. Теперь не ты главный милашка в этой компании.

— Я бы с удовольствием их съел. — Белкокот посмотрел на меня. — Можно мне съесть ее глаза, Келлен? Я верну их позже, честное слово.

— Поговорим об этом в другой раз.

— Хорошо, — сказал он и повернулся, намереваясь уйти… но лапы разъехались.

Нифения успела первой. Стремительным движением она подхватила белкокота, прежде чем он шмякнулся на землю, и взяла его на руки.

— Она тоже хорошенькая, — сказал Рейчис, глядя в лицо Нифении. — Мне всегда нравилась эта двуногая.

Он лениво протянул лапу. И, хотя не сумел ничего ею достать, я был совершенно уверен, что Рейчис нацелился на ухо Нифении.

— Ладно, пора уходить, — сказал я, полагая, что все закончилось.

— Уходить? — переспросила Фериус, снова усевшись на скамью и глядя на сцену, где готовилось новое, еще более грандиозное действо. — Малыш, это была не Выставка, а всего лишь церемония открытия.

Следующие два часа я сидел разинув рот. На сцене сменяли друг друга самые разные товары. Удивительные, необычные, странные. Деликатесы из дальних краев, о которых я даже не слышал. Красивые инструменты, сделанные из дерева, более прочного, чем сталь. Рубашка, сшитая из особого материала, которая охлаждала, когда на нее воздействовали теплом, и нагревалась, если ее клали на лед…

Все эти чудные вещи, о которых нам рассказывали через переводчиков, выпускались очень маленькими партиями, а потому уже с самого начала торгов цены были назначены заоблачные и только росли.

— Уловки, — сказала Фериус в ответ на мое изумление. — В основном все сделано из материалов, настолько экзотических, что и для личного пользования это не всякому под силу купить. Не говоря уж о том, чтобы снарядить армию.

— Тогда почему…

— Гитабрийцы любят выделываться, — объяснила она и кивнула на гостей выставки. — Большинству из этих людей не нужны волшебные конфеты или рубашки, которые стоят целое состояние, но легко заменяются обычным плащом. Они приезжают, чтобы закупить свечной воск или специи, древесину или слоновую кость.

Она махнула рукой.

— Остальное — просто шоу.

Нифения поморщилась.

— Простите меня, леди Фериус, но вы низводите все эти чудеса до какой-то прозы жизни.

— Она не леди! — прорычал Рейчис, лежавший на коленях Нифении и скрытый от чужих глаз полой ее плаща.

Он начал неудержимо хихикать. Фериус же закатила глаза.

— Ей-богу, одного джен-теп вполне достаточно, чтобы вымотать мне нервы. А уж два… — Она обернулась к Нифении. — Послушай, детка. Допустим, сейчас у вашего народа есть тысяча магов, достойных так называться. Может показаться, что это много, но вот, скажем, дароменская армия составляет два миллиона человек. Элитные войска берабесков — только элитные, не считая обычных солдат, — это около ста тысяч.

Фериус кивнула в сторону выхода из амфитеатра.

— Гитабрия — самая маленькая страна из всех — кроме магократии джен-теп, конечно, но даже здесь насчитывается четыре миллиона человек. Говорят, что на этом континенте проживает шестьдесят миллионов душ.

Она указала на сцену.

— А теперь скажи мне, какой прок от нескольких теплых рубашек?

Эта простая логика, казалось, ошеломила Нифению. Как и меня. Однако было еще кое-что. Карта, которая привела нас сюда.

— Дискордансы, — сказал я. — Ты постоянно твердишь, что они могут изменить ход истории. Но все они — не более чем…

Я не успел привести свой очень убедительный контраргумент, потому что на сцене снова началось действо. Артисты в ярких костюмах ушли, унеся с собой флаги и вымпелы. Стойки и витрины тоже убрали. Даже ведущий исчез. Молодой человек в неприметной черной одежде выкатил на сцену нечто, похожее на массивное овальное зеркало, вставленное в деревянную раму с восемью маленькими колесиками, так что его можно было плавно перемещать по полу. Он осторожно установил его в центре сцены и несколько раз повернул туда-сюда, словно что-то выверяя. Удовлетворившись результатом, он протянул руку за зеркало и помахал ей. Рука внезапно показалась чудовищно большой.