– Я знаю, – тихо ответила Габриэла.

Энтони сидел мрачнее тучи. Сегодня он не шутил и не рассказывал по своему обыкновению анекдоты. Неужели он потеряет Габриэлу навсегда? А что он мог поделать? Переезд в Нью-Йорк и впрямь сулил большие перспективы. Отговаривать любимую женщину из эгоистичных соображений недостойно.

– Ты ведь будешь нам писать и звонить?

– Конечно, Мэри. Обещаю.

– Каждую неделю?

– Как минимум. К тому же я перебираюсь не на другой край земли. Вы всегда сможете прилететь ко мне в гости.

– Когда твой самолет? – деловито спросил Энтони.

Габриэла пожала плечами.

– Вылечу завтра поздним вечером или утром послезавтра.

– Так скоро! – воскликнула Мэри, словно впервые об этом слышала.

– Мне нужно сдать ключи от квартиры агенту.

– Ты уладила все дела с жильем?

Габриэла кивнула.

– Да. Составила доверенность на имя своего агента. Он уже вроде нашел покупателей. Часть мебели отвезла родителям. В общем-то, вещей оказалось куда меньше, чем я предполагала. Даже обидно: почти тридцать – а ничего особо ценного не накопила. Половину – на свалку, а вторая половина с легкостью уместилась в два чемодана.

– Габриэла, как я буду скучать! Не представляю, как обойдусь без твоих советов.

– Не преувеличивай, Мэри. У тебя теперь есть Рэй…

– Конечно. Только с Рэем не обсудишь новый наряд Дженифер Лопес и не погуляешь по магазинам.

– Я тоже буду скучать, – грустно ответила Габриэла.

– Ты точно все решила? Может быть…

– Никаких «может быть», – категорично ответила Габриэла.

– Неужели уже ничто не способно изменить твое решение? – спросил Энтони, посмотрев ей в глаза.

Габриэла отрицательно покачала головой. Сил произнести вслух слово «нет» не нашлось.

– Давайте же повеселимся напоследок, как в былые времена. Вместо того чтобы грустить, порадуемся, что судьба свела нас троих и подарила массу замечательных воспоминаний! – предложила Габриэла наигранно веселым голосом. – Что там пьют китайцы для поднятия духа?

Все утро следующего дня у Габриэлы нестерпимо болели голова и желудок. Оставалось только позавидовать здоровью китайской нации, придумавшей столь своеобразные блюда и напитки. Хорошо, что в офис «Бэби трэвел» сегодня не нужно идти. А уж оставшиеся вещи она соберет и в таком плачевном состоянии. Подумать только: Мэри и Энтони каждый день питаются китайской лапшой и пельменями, щедро посыпанными острыми специями… и при этом не испытывают никакого дискомфорта! Видимо, травят свой организм малыми порциями. Как известно, Наполеон из-за опасения быть отравленным регулярно принимал малые дозы мышьяка.

Габриэла осмотрела опустевшую квартиру. Без мебели она казалась довольно просторной и даже больше ей нравилась. Почему только она раньше не додумалась выбросить старый платяной шкаф, доставшийся ей еще от бабушки?

Телефонный звонок вывел ее из состояния задумчивости. Это был Дэвид Росс.

– Привет. Как дела?

– Так себе.

– Что-то случилось?

– Ну, не считая того, что с завтрашнего дня я начинаю новую жизнь – в незнакомом городе, в окружении чужих людей… все по-прежнему.

– Как всегда, не теряешь чувства юмора, – отметил Дэвид.

– Надо же хоть что-то сохранить от прежней жизни.

– Извини, что мы с Моникой вчера не смогли прийти на твой прощальный вечер.

– Я понимаю.

– Моника устроила скандал и закатила самую настоящую истерику. Не поверишь, но сейчас я напоминаю Брюса Ли. У меня тоже через всю щеку – живописные царапины.

– О, Моника пустила в ход коготки? – со смехом спросила Габриэла.

– Не смешно.

– Извини. Я не хотела тебя обидеть. Однако ты сам женился на ней. Никто тебя не неволил.

– Ты ведь знаешь, кого я хотел взять в жены.

– Дэвид! – строго оборвала его на полуслове Габриэла.

– Молчу-молчу. Так ты все-таки улетаешь?

– Да. Ночью или утром.

– Ничто не заставит тебя изменить решение?

Габриэла рассмеялась. Ну вот. Энтони вчера спрашивал о том же. Все мужчины мыслят одинаково, а потом критикуют женскую логику. Понятие абсолютно вымышленное, придуманное самими же мужчинами.

– Дэвид, ты звонишь из дома? – обеспокоенно спросила Габриэла, вспомнив о недремлющем оке ревнивой Моники. – Не хотелось бы улететь в Нью-Йорк с расцарапанной физиономией.

– Нет, конечно. С работы. Думаешь, я смог бы с тобой спокойно поговорить, если бы за спиной у меня стояла Моника? Последнее время ее ревность переходит все границы. Она контролирует мои телефонные разговоры, встречи…

– Ревность – обратная сторона любви, – философски заметила Габриэла, присев на стоявший рядом чемодан. Разговор обещал быть долгим, а стульев в квартире уже не осталось.

– Я, собственно, звоню по другому поводу. Ко мне тут зашел друг… и он жаждет с тобой пообщаться.

– Да? Я его знаю? – озадаченно спросила Габриэла. Неужели с кем-то из своих знакомых она еще не успела попрощаться и о ее отъезде узнали от третьих лиц?

– Помнишь тот день, когда мы гуляли по парку Голден-гейт… а потом поссорились в японском садике? Мы сидели на скамейке напротив пагоды… Я тогда вел себя как полный идиот – и все испортил.

– Дэвид, ты ведь знаешь, что дело было не только в той прогулке. Кризис назревал давно.

Дэвид вздохнул и продолжил:

– Да… Так вот мой друг видел нас тогда. Ты ему очень понравилась. Можно сказать, запала в душу. Мы познакомились с ним сравнительно недавно, но удивительно быстро сблизились настолько, что сейчас я уже считаю его одним из лучших друзей. Мы поразительно похожи и духовно близки. Редкая удача.

– Я не понимаю, Дэвид, к чему ты мне все это рассказываешь, – призналась Габриэла, с трудом пытаясь уследить за ходом мысли собеседника.

– У нас с ним случайно зашел разговор о тебе.

– Случайно, значит? – язвительно спросила она. – Ты со всеми своими друзьями обсуждаешь знакомых женщин?

– Должен же я был как-то объяснить свое мрачное настроение.

– Вот не думала, что вызываю у тебя исключительно негативные эмоции, – шутливо сказала Габриэла.

– Не передергивай, ради бога. Ты – нет. Твой отъезд – да. Мой друг увидел тебя в парке вместе со мной. Очень хочет с тобой познакомиться. Утверждает, что влюбился с первого взгляда. Кстати, охотно ему верю. Я ведь тоже полюбил тебя, едва увидел на автобусной остановке, промокшую до нитки и с огромной лохматой игрушкой, прижатой к груди.