— Даша, я все понимаю, но поверь, это лучше, чем ничего, — «добила» Кэсси.

Вместо ответа я фыркнула и отвернулась, точно зная — нет, ни за что. Да, признаться, некоторое время назад я размышляла насчет покровительства, поскольку понимала, что с Полара не вырваться. Зато теперь, когда появился шанс…

Согласна, жить под крылом Каста и его семьи проще, но не смогу. Не готова я становиться ни любовницей на содержании, ни, тем более, служанкой.

— Не злись, — вновь позвала рыженькая.

Хотелось огрызнуться, но я прикусила язык. А потом в аудиторию вошла профессор Милин. И едва эта опасная во всех отношениях женщина заняла место за кафедрой, стало ясно, что явление комиссии из «штаба» грозит нам не только расследованием «несчастного случая», но и повышенным рвением и требовательностью преподов.

— Так, тетради открыли! — строго скомандовала профессор. — Записываем!

Догадка насчет рвения посетила не только меня, и по аудитории пронесся дружный тягостный вздох. Но деваться было некуда, так что тетради мы действительно открыли, и в самом деле принялись конспектировать.

Понедельник прошел как в тумане. Изредка выныривая из бешеного водоворота информации, в который нас погрузили преподы, я ждала, что меня вот-вот вызовут на допрос, но этого так и не случилось.

Зато Каста, кажется, все-таки вызвали. По крайней мере, на обед он не явился, и общение с комиссией было единственным объяснением этому «прогулу».

Однако с последней лекции я выходила с затаенной надеждой, что Каст освободился и встретит, чтобы рассказать новости. Но этого, увы, не случилось. Зато едва я свернула на лестницу, встретила другого короля — повелителя всех местных водников.

Ничуточки не стесняясь толпы в форменных алых мантиях, этот король взял меня за локоток и потащил обратно, к опустевшим уже аудиториям. Тот факт, что мы находимся на территории факультета Огня, его тоже ничуть не смущал.

А вот я, напротив, напряглась. И вовсе не потому, что мы из враждующих кланов. Просто чуйкой почуяла — этот столь демонстративный налет не к добру. И не ошиблась!

— Все, детка, теперь колись, — заявил блондин, захлопнув дверь аудитории, в которую втолкнул довольно бесцеремонно.

Я непроизвольно нахохлилась — сложила руки на груди и заломила бровь. А Дорс не постеснялся пояснить:

— Что у тебя с Глуном?

— Прости?

Мое недоумение было не совсем искренним, но даже сыграй я лучше всех лауреатов «Оскара» вместе взятых, мне бы все равно не поверили.

— Даш, давай без вот этой мишуры, — сказал парень хмуро. — Просто ответь на вопрос, и все. — И чтобы точно не отвертелась: — Думаешь, я не видел, как он на тебя позавчера, на лестнице смотрел?

Вот тут я вообще опешила. Уж что-что, а взгляды Глуна… Да он же меня глазищами своими синими регулярно убить пытается! Ну а что там позавчера на лестнице было, я вообще не в курсе — неадекватная была, пьяная.

В общем, пришлось сказать, как есть:

— Дорс, ты прости, но я тебя не понимаю.

— Дашка, я думал, Глун меня прямо там, на лестнице, и прикопает, — сообщил «синий». — Хочешь, верь, хочешь, нет, но я впервые в жизни очень хотел развернуться и просто сбежать.

Сердце дрогнуло и забилось чаще, но я внимания не обратила. Сказала ровно:

— Он на нарушение комендантского часа злился.

Дорс уверенно мотнул головой и заявил:

— Нет. Тут дело не в правилах. Гхарн, если бы на его месте был обычный парень, я бы поклялся, что это ревность.

Сердце дрогнуло опять, а я беззаботно рассмеялась.

— Не смешно, — перебил водник. — Даш, реально не смешно, поэтому и спрашиваю. Что у вас? И что было после того, как он тебя увел?

Блин, вот ведь нарвалась на допрос!

— Ничего нет и не было, — с наигранной улыбкой ответила я. — Правда, ничего. А в тот вечер Глун просто довел меня до чердака и в приказном порядке отправил спать. И ушел.

«Синего» такой ответ не удовлетворил, так что пришлось продолжить:

— Дорс, ты ошибаешься. Сам подумай — кто я, и кто он. Я — иномирянка. Глун — аристократ. Более того, аристократ, который иномирян ненавидит. Ну а в том, что касается взглядов, так у меня желание развернуться и сбежать с момента нашего с Глуном знакомства присутствует.

Блондина эти откровения не впечатлили. Он хмыкнул, состроил кислую гримасу, а потом заявил:

— Ладно, Дашка, как знаешь. Но обещай — если Глун перейдет границы дозволенного, если станет домогаться, ты не промолчишь, и сразу придешь ко мне. И вообще, если что — бегом в башню Воды. Договорились? Доступ я тебе уже сделал.

Я глубоко вздохнула и кивнула. Очень хотелось казаться серьезной, и мне это, видимо, удалось. По крайней мере, продолжения допроса не последовало — Дорс одарил очередным хмурым взглядом и покинул аудиторию.

Лишь после того, как водник вышел, я позволила себе тихонечко застонать. Черт-черт-черт!

Ужас, но слова про ревность не только зацепили, но и польстили. Сердце действительно забилось чаще, а в душе шевельнулось какое-то очень теплое чувство. А самое жуткое — взять и попросту отмести эти слова я не могла.

Я не могла вздернуть подбородок и заявить — нет, это неправда! Слишком хорошо понимала, что подобная реакция со стороны Глуна вполне возможна. Ведь он думает обо мне, он меня… хочет.

Впрочем, ревность Глуна — сущий пустяк в сравнении с другим. С тем, что я все-таки ненормальная. Я — извращенка! Мазохистка!

От этого осознания захотелось взвыть уже в голос и осесть на пол, но я удержалась. Даже нашла в себе силы открыть дверь и покинуть аудиторию.

А на чердаке ждал… нет, не сюрприз, но около того. И едва я это «около того» увидела, поняла — мне дико хочется, чтобы злосчастная комиссия как можно быстрее закончила свое расследование и свалила нафиг!

Что случилось? Да просто один маленький ушастый лис, упорно мнящий себя котиком, выполнил мою просьбу. И теперь на чердаке не хватало только плаката с надписью «Здесь твиров нет!».

А жуть заключалась в следующем: на чердаке появилось три огромные горы хлама — сломанная мебель, тряпки, и прочее выброшенное некогда барахло. Зона гостиной, включавшая в себя диван, два кресла, чайный столик, ковер и две покоцанные, но все-таки скульптуры, сместилась к зоне спальни. И кресел там, кстати, уже не было! Картины и волшебный шкаф тоже исчезли. Вместо последнего стоял другой — обшарпанный, с перекошенными дверцами.

Рабочая зона тоже подвинулась, она теперь располагалась в уголке. Зато мебель осталась, причем вся. Единственное, письменный стол лишился половины ящиков — имитация ветхости и моей криворукости в плане починки предметов интерьера.

Ну а вместо люстры теперь висел какой-то страшненький светильник, вызывавший ассоциации с лампочкой Ильича.