Кто-то схватил ее сзади за шиворот и дернул назад.

– Куда прешь, дед! Жить надоело? – проорал незнакомый мужской голос, грубиян отшвырнул ее назад. Дальше произошло неожиданное. Поезд вобрал в себя пассажиров и уехал, а она осталась на перроне.

– Сам ты дед, – буркнула Алешка и уселась на лавку ждать следующую электричку. Рядом присела пожилая женщина, благоухающая кислыми щами, и стала методично пихать ее локтем. – Что вы толкаетесь? – разозлилась Алешка, с трудом удерживаясь, чтобы не засветить тетке локтем в ответ. Та замерла, вероятно, внимательно ее рассматривая, а потом запричитала, как плакальщица.

– Батюшки-светы! Ты слепой, что ль, парень? Ах ты, боже мой! Молодой такой, а уже глаза не видят. Прости, ради бога. Не толкаюсь я, носки вяжу внучку своему.

– Извините, пожалуйста. Вы мне не поможете в вагон войти? – хмуро спросила Алешка, услышав приближение следующего поезда и гул собирающейся толпы.

– Конечно! Помогу, родненький. Как не помочь инвалиду, – бодро ответила дама, схватила ее за локоть и заорала на весь перрон. – Расступись! Я слепого веду!

Умом Россию не понять. Все здесь через задницу, пришел к выводу Марко Бензел и записал в своем блокноте собственную фразу, такой она показалась ему оригинальной. Изучать Россию он начал еще вчера, когда, отдохнув от перелета из Берлина, отправился в ночной клуб. Черт его дернул туда пойти. Ему рассказывали, что русские девочки на иностранцев пачками вешаются, но чтобы до такой степени! Девочки, впрочем, были хороши. Верно говорят, что в России самые красивые бабы. От изобилия их у Марко глаза разбежались в разные стороны. А может, от местного пива. Черт его дернул попробовать. Как оно там называется? Медведь какой-то, не то белый, не то косолапый. Колорита русского захотелось. Напробовался колорита. Сам теперь как медведь. Штормит, как во время качки. Пиво, правда, прошло на ура, только имело какой-то специфический привкус, словно в него порошка стирального сыпанули. Потом одна из прелестниц, голубоглазая блондинка Катя, угостила его русской водкой. Отказаться было неудобно, да и не хотелось. Напрасно, напрасно он водки выпил. Мир вокруг закрутился, как бешеная карусель. Как он в гостинице оказался, Марко помнил смутно. Включился автопилот. Благо один, хотя щедрая девица норовила за ним увязаться и даже вышла из клуба с ним вместе, а потом потерялась где-то по дороге.

Просто удивительно, как легко в Москве поймать попутку. Не успеешь руку поднять, тормозят сразу несколько. Похоже, в русской столице это доходный бизнес. Сумма, которую запросили у него за поездку, вызвала недоумение, но неловко стало торговаться. Катя, однако, сама сунула свою красивую головку в окно и поговорила о чем-то с водителем. Платила, кажется, тоже она, но почему же не села в машину? Как неудобно получилось. Марко почесал короткий белый ежик волос. Последнее, что он помнил, – как просил у нее номер, а Катя попросила его телефон. Марко нервно хихикнул. Она попросила – он и отдал. Теперь у него нет нового айфона. А может, он в такси его выронил? Как-то не хочется верить, что прелестная длинноногая блондинка, с которой он разговаривал о Томасе Манне, Кафке и Джойсе, по собственной инициативе лишила его связи с родителями и друзьями. Девушка тоже была слегка пьяна, наверняка случайно все вышло.

Марко поморщился, прокручивая в голове события вчерашнего вечера. Шут с ним, с телефоном. Сегодня он купит новый, чтобы связь была. А сейчас главная задача передать письмо одному человеку от отца. Жаль было его оставлять, рак все сильнее жрал беднягу изнутри. Прогнозы врачей неутешительные – от силы месяц жить папе, но пришлось ехать. Отец настаивал. Поездку Марко спланировал впритык, чтобы побыстрее вернуться домой и только главное посмотреть. Быть в России и не увидеть Красную площадь, Манеж и Третьяковку – глупо. Завтра по расписанию Питер с его потрясающей архитектурой, Эрмитаж, Юсуповский дворец – оттуда обратно в Берлин.

Марко почесал белобрысый ежик и сунул пустую банку в карман. Голова раскалывалась так, словно по ней танк проехал. Надежда на то, что свежий воздух немного выветрит муть из мозгов, не оправдалась. Зря он сюда приехал в таком состоянии. Хотел застать хозяев до начала рабочего дня, чтобы уж наверняка. День освободить для экскурсий по городу, а вечер – для поисков Катрин с мозгами, как у Шиллера, и ногами, как у Нади Ауэрман. Про свой телефон разузнать, ну и вечер скоротать в приятной компании. На фиг ему экскурсии. Сейчас передаст письмо, выпьет аспирину и в постель.

Марко еще раз позвонил в дверь квартиры сто семнадцать и с прискорбием понял, что дома никого нет. Мелькнула мысль положить письмо в почтовый ящик. Он даже сделал шаг к лифту, но передумал. Велено передать в руки, значит, надо дождаться хозяев. Вдруг госпожа Симакова здесь больше не живет. Никто разыскивать ее не станет, выкинут конверт в помойку и забудут, а для отца отчего-то это важно. Ему тоже очень хотелось знать, кто эта женщина, ради которой пришлось лететь в Россию.

Марко посмотрел на часы. Рановато, чтобы соседей обходить с вопросами.

Наверху скрипнула дверь одной из квартир, кто-то из жильцов вызвал лифт. Марко, преодолевая боль в голове, заспешил на звук. Двери лифта перед носом закрылись. Опять не повезло. Не успел ничего спросить.

За спиной снова скрипнула дверь. Марко обернулся. В дверном проеме никого. Хозяева, видимо, забыли дверь запереть, и ее сквозняком распахнуло.

Он позвонил в звонок, постучал, заглянул в прихожую, позвал хозяев. Никто не откликнулся. Прихожая вела в комнату. Дверь тоже была распахнута, на полу лежала пожилая женщина. Марко бросился к ней. Лишь подойдя ближе, он увидел, что голова у женщины разбита, кровь разлилась алым пятном по полу, впиталась в седые волосы. Рядом с телом стояла табуретка. Может, старуха с этой табуретки свалилась и разбила себе голову? Почему тогда один угол табурета в крови?

– Шайзе! – выругался он, схватил за руку пожилую даму, пощупал пульс. Пульса не было. Ругая себя последними словами, он попятился из комнаты, оставляя на полу кровавые следы. Вляпался.

– Не двигаться! Полиция! – закричали за спиной, обернуться он не успел, кто-то больно заломил руку за спину и поволок его из комнаты в кухню. Вляпался по самые причиндалы! Кажется, так говорят русские, с ужасом подумал Марко и решил уйти в глухую несознанку, чтобы не осложнить свое положение еще больше.

* * *

– Следственное управление следственного комитета. Майор юстиции Майоров, – представился подтянутый мужчина средних лет с седыми висками.

Марко озадаченно уставился на статного мужика в кожанке с лицом, полным печали. Русский он знал прилично, но никогда не слышал такого странного звания. Майор юстиции майоров. У них там что, отдельно юстиция майоров существует в следственном управлении? Судя по поведению, майор майоров у них был главным.

До прихода следователя Марко пытались допросить еще два персонажа, которые его задержали у тела старушки с разбитой головой. Прыщавый добрый полицейский и толстый – злой. На все вопросы Марко отвечал по-немецки, твердил, что является гражданином Германии, и на чудовищном русском требовал переводчика, адвоката и сотрудника консульства. Вскоре полицейские «поменялись» местами. Тот, что добрый и прыщавый, вдруг разозлился и дал Марко в глаз. Толстяк, напротив, подобрел, начал извиняться, раскланиваться и дал в глаз прыщавому, художественно обматерив его за применение силы к гражданину другой страны. Прыщавый расстроился и в сердцах плюнул на пол, но попал Марко на джинсы и кроссовок. Бензел не любил, когда его обувь и одежду пачкают, и дал прыщавому ногой в пах. Собственно, он не собирался бить, нога сама собой дернулась. Удар оказался тяжелым, несколько лет в футбольной школьной команде играл, а сейчас в сборной университета главный нападающий. Прыщавый схватился за причинное место и с выпученными глазами рухнул на пол. Толстый набычился и явно собирался тоже навешать Марко люлей. К счастью, явилась дочь убиенной старушки, а за ней оперативно-следственная группа во главе с майором майоров и понятые – два испуганных студента.