– Какая же я дура! Прости, милый!

Она взялась за мою руку, шагнула в кабину, я развязал поясок на ее пеньюаре и повернул кран.

– Ой, ледяная! – взвизгнула Хелен, мгновенно покрывшись мурашками. Ее дрожь передалась мне, разбудив желание.

Это была самая долгая и приятная «водная процедура» в моей жизни, мы вышли из душа, только когда кончилась горячая вода.

Я уехал в Бирмингем прямым поездом в 13:23. На прощание Хелен сказала: «Возвращайся скорее, очень тебя прошу…» Я изображал лицом беззаботность, хотя был уверен, что меня ждут серьезные неприятности и мы долго не увидимся. Никогда раньше я не замечал, как скучна зеленеющая равнина и мрачен этот город. В 15:24 я вошел в здание госпиталя, готовый отвечать за нарушение устава. Пусть меня закуют в наручники позора и посадят в тюрьму за дезертирство, да падет на мою голову презрение товарищей. Я приготовил целую речь, решив воззвать к человеколюбию и мудрости военных судей, чтобы они приняли во внимание мои военные заслуги и не сажали в тюрьму.

Оправдания не потребовались: никто, ни один человек, не заметил моего отсутствия. Факт, заставляющий задуматься об упадке, в который погружается наша несчастная родина. О разрушительных последствиях сокращения штатов и загнивании британской системы здравоохранения. Все, кого я встретил по дороге в палату, в том числе мой командир, интересовались, как мои дела, и добавляли: «Выглядите отлично! Жить веселее, когда светит солнце, не так ли?»

* * *

Мы ни о чем не говорили и ничего не решили – ни о нашем настоящем, ни о будущем. Все сложилось естественным порядком. Как будто мы следовали по проторенной дорожке. Нас манило обещание волшебных ночей, я чувствовал полную безнаказанность, так что было бы абсурдно не поддаться искушению. Мне повезло попасть в открытый госпиталь – в другом заведении я бы просто сбежал и стал дезертиром.

На поезд в 10:23 после бурно проведенной ночи я успевал очень редко, уезжал из Лондона в 13:23, «предъявлял» себя в госпитале – ходил по этажам, трепался с коллегами – и в 16:49 отправлялся назад, к Хелен. Со мной в палате лежал валлиец Кевин, потерявший в Ираке левую ногу. Мы приятельствовали, и я дал ему номер мобильного Хелен – на всякий пожарный случай, но телефон ни разу не понадобился.

Однажды в среду я появился «на месте приписки» после трех, и Кевин с озабоченным видом сообщил, что утром по мою душу приходил сержант. Узнав, что я отправился за покупками – другой «отмазки» Кевин не придумал, – он сообщил, что мне приказано явиться к полковнику медицинской службы. Я был уверен, что меня раскрыли. Возможно, кто-то настучал из зависти?

– У меня для вас плохая новость, друг мой, – сообщил он со скорбным видом, пожал мне руку и сокрушенно покачал головой.

Я решил, что на сей раз дисциплинарного совета избежать не удастся и меня с минуты на минуту арестуют, однако он предложил мне сесть и поинтересовался, как идут дела. Я не ответил, и доктор повторил вопрос. Его настойчивость еще больше насторожила меня: зачем спрашивать о планах на будущее, если собираешься обвинить человека в самовольных ночных отлучках? Доктор открыл тонкую голубую папку и пробормотал:

– Это ужасно… Просто ужасно, мне очень жаль!

Хриплым от волнения голосом полковник сообщил, что мой контракт будет расторгнут. Он был вынужден подписать заключение о профнепригодности. Дело рассмотрит компенсационная комиссия и безотлагательно сделает мне финансовое предложение. Сам он оценил мою физическую недееспособность в сорок два процента – весьма щедрый жест. Я вполне прилично восстановился, так что за глаза хватило бы и двадцати пяти процентов, но мой собеседник учел тот факт, что мне остался всего год до заветного порога в шестнадцать лет выслуги. Это лишило меня военной пенсии, и наверху решили, что это нужно компенсировать.

– Мне придется уйти из армии?

– Учитывая состояние вашего здоровья, к строевой службе вы негодны.

Я закрыл глаза, пытаясь осознать услышанное. Любой солдат счел бы случившееся катастрофой: мало того что тебя публично унизили, так еще и контракт расторгли, и пенсии лишили! По логике вещей, мне следовало окончательно пасть духом, а я ликовал, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать от радости. Теперь я смогу все время быть с Хелен, и наша жизнь перестанет зависеть от железнодорожного расписания. Можно будет гулять дни напролет, а по ночам предаваться любви. Мне хотелось петь, танцевать, кинуться врачу на шею. Я не думал о том, что армия выжала из меня все соки и выбросила за ненадобностью, чтобы сэкономить жалкую пенсию. Все мои мысли были заняты Хелен и мечтами о ее ласках. Мы проведем целую жизнь в постели, читай – в раю!

Я сумел остаться невозмутимым и даже не подумал протестовать, занятый мыслями о будущем счастье. Врач неверно истолковал мою сдержанность и в награду за достоинство – отличительная черта английских военных – поднял сумму компенсации до пятидесяти процентов.

* * *

Фильм показали в понедельник вечером. Мы смотрели его во французском ресторане в Кэмдене[53], в компании друзей Хелен и Сьюзан. Свободных мест за столиками не было, и телевизор водрузили на барную стойку. Признаюсь честно: от этого просмотра я ждал совсем иных впечатлений, думал, что заскучаю, но поклялся не критиканствовать. Ни сдерживать себя, ни лицемерить не пришлось. Фильм захватил меня с первого кадра и не отпускал до самого конца, не то что на премьере. Я купился вместе со всеми, поверил в историю о сверхчеловеке, который не хотел умирать и честно и смиренно защищал вечные ценности Британской империи. Я понял замысел Хелен: она «запараллелила» страну, которая живет вопреки проискам врагов, ни перед кем не склоняя головы, и солдата, не гнущегося под ударами судьбы и ставшего идеальным олицетворением родины. Я почувствовал в себе частицу бессмертного достоинства нашей нации.

Мне снова говорили прочувствованные слова, хлопали по плечу, обнимали. «Моей заслуги тут нет, – повторял я. – Это все Хелен…» Но никто не верил. Во мне видели храбреца былых времен, простого и скромного, каких больше не делают. Каждый хотел со мной выпить, спрашивал, в чем мой секрет, и отказывался верить, что никакой тайны нет. Хелен подняла руку, прося тишины – она держала телефон возле уха, – и вдруг издала пронзительный вопль, как будто ей отдавили ногу.

– Ребята, у нас рейтинг двенадцать и семь десятых процента, мы обошли второй эпизод сериала «ФБР»! Самый большой успех канала в этом временно́м промежутке.

Сообщение произвело разрушительный эффект. Окружающие вошли в транс, началась коллективная истерика, какая бывает у футбольных фанатов после победы сборной на Чемпионате мира по футболу. Люди целовались, поздравляли друг друга, патрон выставил три двухлитровые бутылки шампанского, и пробки выстрелили в потолок… Сьюзан и Хелен по очереди сказали речь, поблагодарили меня и друг друга.