49 по 65-й Восточной улице 23 сентября 1910 года. В начале лета я покинула Кампобелло, чтобы дождаться его рождения в Нью-Йорке. Остальные дети вернулись в Гайд-парк вместе с моей свекровью. Она то приезжала, то уезжала из Нью-Йорка, как и мой муж, который проводил свою первую предвыборную кампанию на пост сенатора штата.

Окончив юридический вуз и вступив в коллегию адвокатов, он работал в очень уважаемой и старой нью-йоркской фирме «Картер, Ледьярд и Милберн». Дела у него шли хорошо, и мистер Ледьярд любил его, но Франклин стремился к государственной службе, отчасти следуя советам дяди Теда, адресованным всем молодым людям, а отчасти под вдохновением от его примера. Мистер Ледьярд был искренне встревожен, но мой муж решил выдвинуться на пост в своем округе, на который не избирали демократа ни разу за тридцать два года.

Ветвь моего мужа и многие члены семьи Рузвельтов были демократами до Гражданской войны, когда стали республиканцами – последователями Авраама Линкольна. Позже большинство из них снова присягнули на верность демократам, но некоторые остались республиканцами.

Я с большим интересом выслушала все планы мужа. Мне и в голову не приходило, что я могу сыграть в этом какую-то роль. Мне казалось, что я должна соглашаться с любым решением Франклина и быть наготове отправиться в Олбани. Моим занятием было составление необходимых планов ведения домашнего хозяйства, и сделать это нужно было как можно проще, если мужа изберут. Я была беременна и готовилась рожать, и по крайней мере какое-то время это было моей единственной миссией в жизни.

Франклин проводил совершенно новую кампанию, потому что никто и никогда до него не пытался посетить каждый крошечный магазинчик, каждую деревню и каждый город. Мой муж пообщался почти с каждым фермером и, когда в день выборов подсчитали голоса, стал первым победившим демократом за тридцать два года. В то же время, благодаря общению с людьми он многое узнал об их образе мышления и потребностях.

На одну из встреч перед окончанием кампании я отправилась вместе с Франклином. Это была первая политическая речь, которую я от него услышала. Он говорил медленно и время от времени делал долгие паузы, а я волновалась – боялась, что он так и не продолжит. Как давно это было!

Тогда он выглядел худым, высоким, напряженным и временами нервным. Белая кожа и светлые волосы, глубоко посаженные голубые глаза и четкие черты лица. У него еще не было морщин, но временами сжатая челюсть говорила о том, что в этом внешне податливом юноше есть сила и типичное для нидерландцев упрямство.

Франклин приобрел много друзей во время этой кампании. Один из них, Томас Линч из города Покипси, впоследствии стал близким и надежным другом и последователем. Он твердо верил, что Франклин станет президентом и однажды продемонстрировал это, купив две бутылки шампанского до введения сухого закона, спрятав их и доставив в Чикаго в 1932 году сразу после выдвижения Франклина. Все присутствующие в штабе выпили по глотку из бумажного стаканчика за будущие успехи.

Мы сдали в аренду свой дом в Нью-Йорке, и я, скорее всего, поехала в Олбани – посмотреть дом, который мы сняли на Стейт-стрит, хотя этого не помню. У меня была новая няня-англичанка для Анны, Джеймса и малыша Эллиота. Я так нервничала из-за новорожденного, что мы взяли кормилицу, чтобы убедиться в правильности его питания. Мы думали, что первый ребенок, Франклин, который всегда пил из бутылочки, мог бы стать сильнее и лучше перенести болезнь, если бы его кормили грудью.

Той же осенью у Джеймса обнаружили шумы в сердце, и мы запретили ему подниматься и спускаться по лестнице. Он был довольно высоким, хотя и худым мальчиком, и носить его на руках было тяжело. Но всю оставшуюся зиму мы таскали его вверх и вниз по ступенькам.

Глава 6

Мое знакомство с политикой

Мы договорились, что днем 1 января в нашем доме в Олбани состоится прием для всех избирателей Франклина, которые пожелают прийти. Мы приехали утром и, естественно, не очень хорошо устроились. Кроме сиделок, я привезла с собой еще троих слуг, а по дому бегали официанты и готовили все к приему, который продолжался бесконечно. Люди из трех округов бродили туда-сюда целых три часа. Когда все закончилось, часть мусора убрали и поставщики еды покинули дом, мы со свекровью начали передвигать мебель и наводить в доме уют.

Я всегда старалась как можно скорее обустроиться на новом месте. Мне хочется развесить все фотографии на стенах, вывесить все украшения и привести все в порядок за первые же двадцать четыре часа. От грязи и бардака мне становится неуютно.

На следующее утро я двинулась дальше и занялась маркетингом. Первое потрясение я испытала, когда одна дама остановила меня на улице со словами: «Вы, должно быть, миссис Рузвельт, потому что ваши дети – единственные, кого я не знаю». Всю жизнь я провела в больших городах и редко знакомилась с соседями. Осознание того, что все на улице будут знать, что мы делаем, и обратят на нас внимание, стало большим сюрпризом.

Впервые я собиралась жить одна: ни свекрови, ни миссис Пэриш не было рядом. Я писала письма свекрови почти каждый день, как писала много лет, когда была вдали от нее, но теперь мне нужно было встать на ноги, и я хотела стать независимой. Я начала понимать: что-то внутри меня жаждало быть личностью.

Люди оказались добры ко мне, вскоре я завела друзей и в тот год была очень занята. Иногда я ходила в галерею в Капитолии и слушала, что там происходит. Мне удалось узнать об интересных политических фигурах. Сенатор Том Грейди произносил речи лучше, чем многие из тех, кого сегодня считают великими ораторами. Боб Вагнер, «Большой Тим» Салливан, Кристи Салливан, сенатор Сейдж, старый сенатор Брэкетт, который выглядел как церковный дьякон и, вероятно, был самым хитрым политиком, который когда-либо ходил по залу Сената, – все они выделялись на этой арене. На Собрании я впервые увидела Эла Смита.

Каждый день после обеда я была дома и пила чай с детьми. Я читала им книги или играла с ними, пока они не лягут спать. Я пробовала брать маленькую Анну с нами на обед, но, потратив целый час на первую попытку, вернула ее в детскую. Анна, Джеймс и младшая сиделка занимали комнату над большой библиотекой в задней части дома. Младенец и его няня находились в соседней комнате.

Анна была светлокожей, как и ее отец, с приятными чертами лица, голубыми глазами и прямыми волосами, выгоревшими на солнце почти до белизны. Джеймс был темнее и по