была счастлива, когда мы снова тронулись в путь и покинули горный регион. Возможно, мне следует добавить, что мисс Гэнди позже стала одной из моих хороших подруг!

Мы останавливались в Аугсбурге и Ульме, двух причудливых немецких городах, где нам удалось найти еще несколько интересных гравюр. Потом мы поехали через Альпы в Сен-Мориц, где остановились тетушка Тисси и ее семья.

Мы сами вели экипаж, а это означало, что багаж должен быть легким, и я взяла с собой всего одно простое вечернее платье, которое к тому моменту было уже не первой свежести. Мы приехали в отель «Палас», и цена зарезервированного номера ужаснула нас обоих. Но мы решили, что наш кошелек выдержит такое напряжение, поскольку нам предстояло остановиться здесь всего на пару дней. Мы забыли, как сильно наряжаются постояльцы таких отелей, и вскоре обнаружили, что наша одежда подходит только для одного конкретного обеденного места – балкона с видом на озеро, – и еда здесь была дороже, чем где-либо еще. Мы испытали большое облегчение, когда снова тронулись в путь и выехали из Швейцарии через Страсбург и Нанси.

Франклин фотографировал всю поездку и сделал несколько снимков на вершинах перевалов, где нас окружали лишь горы, покрытые снегом. Когда мы вернулись домой, он ни секунды не сомневался, когда его просили назвать, где были сделаны снимки. Необычайный фотографический ум Франклина надежно запечатлевал все, что он когда-либо видел.

Вернувшись в Париж, я собрала свои вещи, и мы весело провели время с приехавшими кузенами Франклина и его тетей Дорой (миссис Форбс). Она водила нас по многим местам, а ее квартира, которая всегда была центром притяжения для всей семьи во время поездок в Париж, стала для нас самым гостеприимным домом.

В Англии мы нанесли, как мне показалось, ужасающий визит мистеру и миссис Фолжамб, у которых было прекрасное поместье под названием Osberion in Workshop («Осберион в мастерской»). Оно находится в той части Англии, которая известна под именем «Дьюкерис» из-за многочисленных прекрасных поместий, принадлежащих знатным титулованным семьям.

Самый чудесный дуб, который я когда-либо видела, находился рядом с этим местом, и мы посетили замок, в котором от кухни к кладовой дворецкого через бесконечные коридоры вела небольшая железная дорога. Нам показали специальные комнаты, где держали столовое серебро, больше похожие на хранилище серебрянщика, чем на сейф в частном доме. Библиотека обладала неподдельным очарованием. В нее входили через дверь, за которой находилась раздвоенная лестница, ведущая на несколько ступенек вниз, в длинную комнату. В дальнем ее конце источал тепло затопленный камин. По обеим сторонам располагались стеллажи, а между ними были расставлены столы со стульями и развешаны карты – все, что делало чтение или учебу легче и приятнее.

В этом огромном доме имелась только одна ванная. У нас были удобные комнаты с открытыми каминами, и по утрам перед очагами ставили жестяные ванны, а рядом – тазы с горячей водой. Еда была превосходной, но типично английской. Ужин оказался формальным, и, к моему ужасу, никого никому не представили. Мы были гостями в доме, и этого оказалось достаточно.

Я испытывала настоящие муки, и когда после обеда мне пришлось играть в бридж, в котором я была не очень умела, и мой ужас усилился тем, что мы должны были играть на деньги. Принципы не позволяли мне на это согласиться, поэтому меня вел партнер, но это едва ли облегчало мою совесть. Я чувствовала себя зверем, загнанным в ловушку, из которой не могла выбраться, и не знала, как себя вести.

Вскоре после того как мы покинули Соединенные Штаты, мать Изабель Селмс телеграфировала нам, что ее дочь собирается выйти замуж за Боба Фергюсона. Они поехали в свадебное путешествие, чтобы навестить семью Боба в Шотландии. Нас пригласили в дом его матери, чтобы мы смогли с ними познакомиться. Они остановились на небольшом морском курорте неподалеку от Новара, старинного семейного поместья на севере Шотландии. Глава этого поместья известен народу как «Новар», и много лет нынешний лорд Новар не принимал титула, потому что считал, что звание «Новар» выше всего, что может предложить ему Корона.

Вдовий дом, где жила старая миссис Фергюсон, с его великолепным видом и прекрасными садами, покрывающими склон холма, стал для меня откровением. Я хорошо знала Фергюсонов: они были давними друзьями нашей семьи.

Франклин бродил по вересковым пустошам с Гектором, и однажды ночью, после долгого дня, полного физических упражнений и многочисленных визитов в фермерские коттеджи, меня разбудили дикие крики с соседней кровати. Миссис Фергюсон имела острый слух, поэтому я проснулась и прошипела: «Тише!», боясь, что мы ее разбудили. Тогда я уже знала, что мой муж страдает от ночных кошмаров. Когда мы плыли на пароходе, он начал выходить из каюты во сне, но был покорным, когда спал, и по моему совету спокойно возвращался в постель.

На этот раз он указал прямо на потолок и раздраженно заметил мне: «Разве ты не видишь этот вращающийся луч?» Я заверила его, что ничего подобного там нет, и с большим трудом убедила не вставать с постели и не будить домочадцев.

Когда принесли наш утренний чай с тонкими ломтиками хлеба и маслом, я спросила, помнит ли Франклин, что ему снилось. Он сказал, что помнит, как сердился на меня за то, что я заставляла его оставаться на пути луча, который вот-вот должен был исчезнуть.

Пока я гостила у Фергюсонов, меня попросили открыть ярмарку. Любая молодая англичанка легко справилась бы с этим, но я была уверена, что никогда не смогу произнести ни слова вслух в общественном месте. В конце концов Франклина заставили выступить с речью перед арендаторами, и потом мы еще много лет дразнили его за то, что он говорил шотландским крестьянам, что овощи следует варить в молоке, – расточительность, которая была им не по средствам!

Оттуда мы отправились к старшему брату, который был главой дома, сэру Рональду Фергюсону, и его жене, леди Хелен, в другой их дом, Рейт, на Ферт-оф-Форт, по другую сторону от Эдинбурга. Это было прекрасное место с чудесными лесами и рододендронами. Мой муж очень заинтересовался научной стороной лесоводческой работы, которая сделала эти леса финансово ценными и приносящими все больший доход из года в год.

Меня очаровали гравюры, которые висели повсюду, даже на стенах вдоль маленькой задней лестницы, ведущей в наши комнаты. Но больше всего я удивилась, когда мы пошли ужинать и я обнаружила, что стены увешаны портретами всех предков Фергюсона кисти Генри Реберна. Первым из увиденных был «Мальчик в расстегнутой рубашке». Эту картину я с детства знала по репродукциям, но никогда не ожидала увидеть оригинал, висящий