бинты, снимая повязку и обнажая очень нехорошее осколочное ранение в живот. Рядом стоят трое: Командир (он мрачно смолит «козью ножку»), Особист (держит в руке источник света — керосиновый фонарь «летучая мышь») и Лена (у нее туесок Агаты). Особист старается смотреть в сторону, не на раненого. Это не брезгливость, а скорее, индивидуальная реакция на кровь, на вид человеческих внутренностей.

ОСОБИСТ

Александр Григорьевич! Нет, вы это серьёзно?

Доктор невозмутим.

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Абсолютно.

ОСОБИСТ

Но это же бред?! Даже если с натяжкой допустить, что эта вода в самом деле помогает сводить с рожи прыщи, это ещё не означает, что ею теперь можно пользовать всё и всех подряд! Вы же врач! Вы же какую-то там клятву давали!

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Давал. И что с того?

ОСОБИСТ

Вы не имеете права проводить антинаучные эксперименты над живым человеком!

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Этому живому человеку всей жизни осталось несколько часов. Право, удивлюсь, если он сумеет до утра дотянуть.

Лена укоризненно шепчет доктору.

ЛЕНА

Александр Григорьевич! Разве можно такие вещи вслух? При больном?

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Можно, Леночка. Он всё равно нас не слышит. И не видит. (Особисту) Так что сделать ему хуже мы, сколь ни старайся, всё равно не сможем. А как говорил немецкий философ Ницше, «всё, что нас не убивает, делает нас сильнее».

ОСОБИСТ

Нам вражеские философы — не указ.

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Да? А как же Маркс, Энгельс?!

Особист бычится, но с ходу не может достойно парировать доктору.

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Лена! Давайте воду!

Лена протягивает доктору туесок, он осторожно его забирает и начинает аккуратно, по чуть-чуть поливать рану остатками воды. После того как вся вода вылилась, он делает тампон из бинта, промакивает его тщательно, тыча во влажное днище туеска, после чего промазывает этим влажным тампоном сухие губы раненого.

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Накладывайте повязку.

Лена, кивнув, начинает хлопотать над раненым, доктор обращается к Командиру.

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Алесь Петрович! Если не затруднит, оставьте на пару затяжек.

КОМАНДИР

Да-да, конечно. Держите.

Отдаёт окурок, доктор с наслаждением затягивается.

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

О, хорошо!.. А вам не приходило в голову, Алесь Петрович, что сам процесс курения у нас исстари наполнен едва ли не сакральным смыслом?

КОМАНДИР

Нет. Это как?

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Ну, неслучайно же в русском языке так много устойчивых выражений, связанных с табаком. Он тебе и атрибут удавшейся жизни — «сыт, пьян и нос в табаке», и показатель статуса — «не по носу табак», и даже мерило человеческой жизни — «пропал ни за понюшку табаку». А что есть знаменитое «покурим на дорожку», как не натуральный, сродни языческому, ритуал?

КОМАНДИР

Надо же. А ведь верно!

Особист решается ворчливо вставить в разговор свои «две копейки».

ОСОБИСТ

Вот завтра налетит немецкая авиация и даст нам прикурить. Безо всяких сакральных смыслов. (Лене) Долго вы там ещё?

ЛЕНА

Всё. Спасибо, товарищ майор. Я закончила перевязку. (Идёт мыть руки)

ОСОБИСТ

Наконец-то. Всё, лично я — спать.

Уходит, унося фонарь с собой. Так что сразу делается очень темно.

АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВИЧ

Алесь Петрович! А что, нас и в самом деле могут с воздуха накрыть?

КОМАНДИР

Это вряд ли. Трудно прицельно бомбить лес, всё одно точных ориентиров не разглядишь. Но стояночку всё-таки лучше поменять. От греха. Вот завтра дождёмся Володю с разведчиками, тогда и забуримся поглубже, в чащу.

3.19. ХУТОР. ИЗБА. ИНТ. НОЧЬ

В горнице на столе чадит-коптит керосиновая лампа. Здесь же разложены исписанные листы, покрытые не только текстовыми записями, но и схемами, рисунками. В общем, такое временное рабочее место учёного человека. Сам же «учёный» (Гюнтер) лежит на кровати в соседней комнате — по всему, сморило, спит.

В горницу заходит Карл. У него усталое, озабоченное лицо. Рука уже не на перевязи — похоже, целебная мазь брата помогла. Карл проходит к столу, подкручивает фитиль лампы, чтоб меньше коптила, невольно скашивает глаза на исписанные братом листы. Берёт один, читает: «Славянская демонология базируется на анимизме — одушевлении всего живого… Исходя из того, что у разных мест и вещей имеется своя энергетика (=поле), можно предположить существование людей, обладающих способностями взаимодействовать с этими полями…» Карл кладёт листок на прежнее место, проходит в комнатку, присаживается на краешек кровати, смотрит на спящего брата. Морщинки вокруг его глаз временно разглаживаются, он теплеет лицом, заботливо поправляет подушку, не удержавшись, тихонечко гладит Гюнтера по голове.

Скрипнула входная дверь, это в избу вошёл кто-то ещё. Карл торопливо, чтобы не разбудить брата, возвращается в горницу. На пороге стоит Рильке. Карл прикладывает палец к губам: дескать, говори тихо.

КАРЛ

Ну? Что?

Денщик виновато качает головой.

РИЛЬКЕ

Прошу прощения, господин барон, но порадовать вас не могу. По-прежнему — тишина.

КАРЛ

Одно из двух: либо у них неполадки с рацией, либо… хм… О втором варианте не хочется даже и думать.

Рильке пытается утешить хозяина.

РИЛЬКЕ

Разумеется, рация. Этот недоучившийся студент — рядовой Хубер совсем ещё неотёсанный. Наверняка что-нибудь испортил, сломал. Признаюсь, я удивился, узнав, что фельдфебель Краузе взял его, а не Дитриха.

КАРЛ

Краузе — опытный вояка. Если он выбрал Хубера, значит, у него были на то основания. (Смотрит на часы) Ладно, Рильке, ступайте. Разбудите меня в шесть. Если известий от группы к тому времени не поступит, придётся отправлять на болота новый отряд. (Кривится) Мой Бог! Сколько никчёмной и нездоровой суеты вокруг жалкой горстки местных бандитов! И надо же им было свалиться именно на мою голову!

РИЛЬКЕ

Не принимайте близко к сердцу, господин барон. Это всё скоро закончится. (Рассудительно) Помните, как любит говорить ваш батюшка? Лишь немногое на свете долго бывает важным.

3.20. ЗМЕЕВО БОЛОТО. ОСТРОВОК МАЛЫЙ ЗМЕЙ. НАТ. НОЧЬ

Кнут стонет от боли, распахивает глаза и обнаруживает себя лежащим на земле, причём голова его покоится на заботливо сооружённой изо мха «подушечке». Рядышком сидит мрачный Краузе, он критически изучает свою перебитую правую руку. Далее Краузе общается с Кнутом исключительно на «ты» — чудесное спасение, что называется, породнило.

КРАУЗЕ

Очухался? Это хорошо.

Кнут дотрагивается до лица и снова болезненно стонет.

КРАУЗЕ

Не трогай. У тебя нос сломан.

КНУТ

Где мы?

КРАУЗЕ

На соседнем острове.

КНУТ

А где все остальные?

КРАУЗЕ

Я полагаю, в чистилище.

Кнут мучительно пытается соображать.

КНУТ

А как мы здесь… Ничего не помню…

КРАУЗЕ

Как-как! Сбежали, позорно покинув поле боя.

КНУТ

Я бежал?.. Ничего не помню.

КРАУЗЕ

Угу. Бежал. На мне.

Связист смотрит на фельдфебеля с лёгким недоверием.

КНУТ

Вы хотите сказать, что вы меня… сюда?

КРАУЗЕ