Но были там, среди зыбучих трясин, и коварные окна, и бездонные хляби. И вешки, расставленные вдоль безопасных троп, случалось, будто бы переставляла чья-то злая рука…

Волки помнили, как много поколений назад падала в этот мир Тёмная Звезда, готовая его искалечить. Боги, хвала Им, поразили Звезду чудесным оружием, разбив её на части и тем ослабив удар. И один маленький камень, отколовшийся от Звезды, долетел до веннских земель, чтобы кануть в Журавлиные Мхи. Оттого повелись в болотах недобрые чудеса, а Болотник, прежний хозяин Мхов, то ли погиб, то ли переродился в иное, страшноватое существо.

То есть Волки знали своё болото как не то чтобы напрочь смертоносное, но требующее твёрдости духа и немалой сноровки.

Самое то есть подходящее место для мальчишеских подвигов.

Особенно когда недолго осталось ждать Посвящения. В точности как Белый Яр у Белок или пещеры под известняковыми холмами у Росомах…

Бусый уже знал: настоящего уважения подросших Волчат добивался лишь тот, кто прошёл Мхи насквозь, с востока на запад, до самой Курлыкиной Кручи, и вернулся обратно. Он уже наслушался россказней о молодечестве иных юных Волков, что ходили по самым жутким зыбелицам[10]не то что без вешек, а вовсе с завязанными глазами, ведомые голосами птиц, запахами, дыханием ветра…

Бусый бывал, конечно, на болотах, но те мхи равнять с Журавлиными было всё равно что Бубенец — с матерью Светынью.

— А мой отец? — спросил Бусый. — Бывал он у Кручи?

Не кого-нибудь спросил, саму бабушку Отраду. Кому, как не ей, было пристально помнить первенца со всеми его ребячьими тайнами, шишками и синяками!

— Дитятко, — всполошилась Волчица. — Ты за теми не тянись, кто с мамкиной титьки здесь вырос! Ты ж сам всякого, кто месяц с Белками прожил, на этот ихний Яр не повёл бы!

Внук молча смотрел на неё, у него были другие глаза, но взгляд — Иклуна. Такой же упрямый.

— Ох, — сказала Отрада. — Сколько я его хворостиной охаживала за дерзость невмерную, сколько слёз пролила… Вестимо, бывал. Другим и раза хватило, а он трижды управился. Да последний раз — ночью…

— Спасибо, бабушка, — кивнул Бусый. И улыбнулся. — Я сразу-то далеко не полезу. Ты только плакать не вздумай!

Он сам понимал, какое слабое утешение предложил бабке, и ему было совестно.

День стоял тёплый и солнечный, с высокими, быстро летевшими облаками. У мальчишек не водилось упреждать взрослых о задуманной вылазке на болота, но на сей раз старшие Волки сами их отпустили. Отрешили от ещё длившихся трудов на Следу, велели пробежаться до Гром-Скалы, поглядеть, как там что после налёта Змеёныша.

«Но чтоб дальше — ни ногой!»

Бусый ждал — заставят есть землю, делая наказ нерушимым. Не заставили. Взрослые Волки сами были когда-то мальцами и не забывали об этом. Если чуть что хватать сына за руку и силком тащить по натоптанной, благополучной тропе, какой с парня потом может быть спрос?..

Шагая через лес, уже отмеченный тут и там заросшими багульником балтами,[11]Бусый внимательно слушал болтовню Волчат, поминавших то Гром-Скалу, то Каменную Осину, то какое-то Бучило.[12]Приглядывался, вбирал в себя всё, что видел и слышал…

— А у нас в Мономатане тоже болота есть, — хмуро проговорил Ульгеш. В роду Волков он был гостем, от него никто не ждал отважного похода к Курлыкиной Круче, и это было обидно. Он даже чуть не остался в деревне дочитывать книгу о летописях ладонных морщин, но Бусый всё же сманил с собой в лес. Теперь Бусому наперебой объясняли что-то такое, что заставляло Ульгеша окончательно чувствовать себя чужим, и юному мономатанцу захотелось похвастаться. — Вот ваши Журавлиные Мхи были здесь с рождения мира, а я слышал от дедушки о болотах, которые называются Ржавыми. Некогда на их месте был город…

— Ух ты! — вырвалось у Ярострела. — Большой город? Как Галирад или ещё больше?

Что Ульгеш, что маленький Волк в Галираде никогда не бывали, но Сын Леопарда не усомнился ни на мгновение.

— Во много раз! Там стояли дворцы, сложенные из разноцветного камня, там были неприступные стены с дозорными башнями и множество храмов, в которых молились Богам. Но потом что-то случилось, и к городу подступили трясины…

Бусый попытался представить, как это могло происходить, и вспомнил ледяных великанов, взявшихся выживать с родных Островов сегванское племя. Вслух он спросил:

— Те люди забыли о Правде и Боги отвернулись от них?

Ульгеш развёл руками:

— Многие так думают, но доподлинно не знает никто. Наши книги написаны уже после того, как рассеялась Великая Ночь, а о том, что было допрежь, почти утрачена память. Мы знаем только, что топь постепенно заливала страну, и так продолжалось многие годы. Люди ваяли из камня грозных истуканов и ставили на берегу, обращая их лики вовне, туда, откуда подползала беда. Но истуканы не смогли её превозмочь. Их, говорят, ещё и сейчас можно там видеть. Они высятся над ржавой мёртвой водой, страшные и бессильные в своём каменном гневе…

Настала пора Волчатам переглядываться и завидовать «головешкину сыну», а Журавлиные Мхи с их опасностями и чудесами уже готовы были казаться привычными, как крапива у тына. Ишь, вздумали чем удивить заморского гостя — грязью болотной!

А Бусый попытался вообразить истуканов над бескрайними зылями[13]— защитников, не отстоявших от беды доверенную им страну. «Вот в Саккареме… братья-герои… доныне хранят…»

Ему вдруг показалось, он должен был что-то смекнуть, понять… Очень важное… Но вот что?

Болото с виду оказалось самым обычным. Вот лес постепенно начал редеть и превратился в сущую дрязгу,[14]деревья сделались корявыми, тщедушными, низкорослыми, а под босыми ногами стали всё ощутимей покачиваться торфяные кочки… Но это — на внешний взгляд. Журавлиные Мхи предстали внутреннему оку Бусого хитросплетением нитей. Добрых, сонных, хищных, сторожких… И откровенно недобрых. Бусый поёжился, представил, как непроглядной осенней ночью держит путь через эти кочкарники до неизвестно где находящихся Курлыкиных Круч, и положил себе всемерно избегать липких серых сетей.

— Вот бы тут тоже стояли истуканы, — размечтался Ярострел. — А за ними — город незнаемый…

— Многие пытались найти тот город в Ржавых болотах, — ответил Ульгеш, — да немногие вернулись. Топи их погубили, а может, страшное зло, что в том городе затаилось…