Глубоко затянулась, сглотнув ком, и почувствовала, что по щеке таки сползла предательская слезинка.

— Сонь. — От раздавшегося в паре шагов голоса я чуть не подпрыгнула, дернувшись в сторону и уронив сигарету.

Зло уставилась на Вердена, раздосадованная его неожиданным и бесшумным появлением, и мимолетно удивилась, как он нашел меня здесь.

— Чё крадешься как привидение? — резко ответила я, снова отвернувшись — альбинос загораживал проход, а приближаться к нему не хотелось, вряд ли он позволит оттолкнуть себя и дать мне уйти. Достала новую сигарету, прикурила. — Чего пришел? Мало места наверху?

— Могу задать тот же вопрос, — спокойно отозвался он и приблизился, остановившись за спиной, но не касаясь меня.

Отчего-то не сомневалась — вздумаю отойти, не получится. Устраивать тут возню, чтобы избавиться от Вердена, не хотелось, ну и дерется он всяко лучше. На крайняк, если полезет снова, огребет расстройство желудка часика на три.

— Погрустить захотелось, — ляпнула я, чуть не прикусив с досады язык — вроде всего-то пару глотков шампанского сделала, какого фига откровенничаю тут?! И перед кем… — Верден, оставь меня, а? — устало попросила я. — Не порть и без того поганое настроение, хотя бы в праздник. Дай одной побыть…

Вместо ответа он молча обнял меня одной рукой, прижав к себе. Я снова дернулась, возмущенная поведением красноглазого, но Тим тихонько произнес, наклонившись к уху:

— Ш-ш-ш, Сонь, перестань. В душу лезть не буду, но одну не оставлю, извини, — и столько решимости звучало в его голосе, что я поняла: сопротивляться бесполезно. — Давай просто помолчим вместе, мм?

Психолог недоделанный. Никуда не девшаяся грусть растворила тлеющее раздражение, я подавила вздох и расслабилась. Не пристает, и ладно, а с ним теплее, тут, под лестницей, сквозняки гуляли будь здоров, на улице минус десять и легкий снежок. Когда надо, Верден становился просто душкой, и я иногда поражалась, как точно он угадывал моменты. Вот сейчас мне совершенно не хотелось показывать колючки, и было, честно говоря, параллельно на его присутствие. Обнимал, согревал, и хорошо. Уютно, тепло и ненапряжно.

— Скучаешь? — раздался через некоторое время его тихий голос, и я как-то сразу поняла, что он о родителях. — У тебя аура синющая, — счел нужным пояснить Верден и осторожно убрал мне за ухо короткую прядь.

Ну да, когда грустим, синеем. Я молча кивнула, не вдаваясь в подробности. Если видит, чего говорить.

— Мои развелись несколько лет назад, мама в Ригу уехала, папа здесь остался, — продолжил Верден, и я немедленно удивилась, чего это его на откровенности потянуло. — У него свой эзотерический салон, он не захотел бросать. А маме надоело.

— Батя знает про институт? — после небольшой паузы все же спросила я.

Любопытство пересилило упрямое желание не показывать интереса, тем более что альбинос сам начал рассказывать о себе.

— Ни сном ни духом, — послышался вздох. — Он думает, я в другой город уехал, сразу как мама ушла. Обиделся за развод. Раз в год шлю ему письма, типа у меня все хорошо, учусь, работаю, хотя оба живем в Питере.

— Он же ясновидящий у тебя. — Я вспомнила, как Николаич говорил про Вердена. — Неужели не может посмотреть, что на самом деле с сыном?

— На родственниках и близких людях это плохо работает, — хмыкнул Тим.

Мы снова помолчали, и неожиданно я обратила внимание, что грусти как не бывало. Очнулась от рассеянных раздумий и тут уловила странное ощущение, будто кто по коже невидимым перышком водит. Знакомое очень ощущение. Раздражение зашевелилось маленьким злобным гоблином, я резко выдохнула и повернулась к Вердену, уперев руки в бока.

— На хрена?! — рявкнула, крайне недовольная его вмешательством в мои эмоции — ушлый вампир недоделанный под шумок убрал то, что мне мешало нормально веселиться.

Ну да, сам себе не исправишь, я же не могла посмотреть со стороны и увидеть собственную ауру. До этого еще как до Америки пешком, освоение астрального тела вообще спецкурсом на последнем году шло и только для тех, кто осилит.

— А где спасибо? — Он улыбнулся, не сняв руки с моей талии, и наклонился вперед. — Сама же фиг попросишь, упрямая гордячка, и будешь тут всех полночи пугать угрюмой физией, — добавил чуть тише непривычно мягким тоном.

— Пусти, — стукнула его ладонью в грудь, испытывая нездоровое и страстное желание таки сделать ему что-нибудь с кишками.

— Сначала «спасибо». — Верден наклонился еще ниже, и я непроизвольно стиснула зубы.

— Запор на неделю хочешь? — непринужденно поинтересовалась, оскалившись в улыбке. — И никакой «линекс» не поможет и клизма не спасет.

Он тихо рассмеялся и отпустил.

— Ох, Сонька, нарвешься у меня, — староста покачал головой, — ответишь за свои шуточки по полной.

Молча показала ему средний палец и прошла мимо, собираясь подняться наверх. Срочно захотелось алкоголя в больших количествах и бесшабашной веселости пьяной компании студентов. Можно даже с танцами на столе.

— А блок я научусь ставить, — словно невзначай обронил Верден, когда я уже поставила ногу на первую ступеньку.

Развернулась, изогнула бровь и смерила его взглядом.

— Я раньше, — кратко известила я и поспешила наверх, к остальным.

Думала, этим инцидентом Новый год будет исчерпан. Но ночь только начиналась…

На этаже веселье шло вовсю: кто-то вытащил колонки, выключили свет, создав уютный полумрак — перед кухней коридор расширялся в рекреацию, ей и нашли применение. На самой кухне столы ломились от многочисленной еды, стояли батареи початых бутылок на любой вкус — от банального пива до абсента. Я тут же плеснула себе мартини, разбавив соком, чувствуя, что настроение действительно исправилось к лучшему, и усмехнулась, покачав головой. Иногда Верден своими поступками ставил меня в тупик, и его неожиданная мимолетная забота слегка напрягала. Мне бы очень не хотелось вмешивать в наше подобие дружбы еще и чувства, и если в себе я была железно уверена, то в отношении старосты в такие моменты, как сегодня, в голову поневоле начинали закрадываться нехорошие мысли. Однако спрашивать в лоб пока не собиралась — Верден ко всему еще и хороший психолог, и кто его знает, вдруг притворяется, чтобы усыпить мою бдительность? Лучше держаться нейтрально и не забивать себе эфир лишними помехами.

— Сонька! — выдохнула мне в ухо невесть откуда взявшаяся Ольга, уже слегка навеселе и с блестящими глазами. От нее пахло коньяком и сигаретами. — Ты куда смылась? И где Тим? Мне ж его охмурять предстоит, — усмехнулась она и вдруг подмигнула: — А может, и не надо уже, мать, а? Может, без проверки обойдемся?

Я пожала плечами и раздвинула губы в ответной улыбке, отсалютовав ей бокалом.

— Да как хочешь, — сделала глоток, — мне фиолетово.

Грановская округлила глаза.