– С возвращением, дорогая. Я так волновалась за тебя.

– Принеси мне, пожалуйста, хлеба с маслом. Я сильно проголодалась. Помнишь, ты мне давала в первый день моего пребывания у тебя?

– Конечно! И могу приготовить для тебя твой напиток.

– Нет-нет. Только не кофе, пожалуйста.

– Я принесу термос с горячей водой, а ты приготовишь себе то, к чему привык, сам.

– Отлично. Ты меня хорошо понимаешь.

Через некоторое время Хана вернулась и неожиданно услышала от дорогой подруги, что та собирается покинуть её, на этот раз надолго, если не навсегда.

Хумов выразил мысль о необходимости съехать на съёмную квартиру, потому что его присутствие может быть обнаружено, а он не хочет и не может принести ей хоть самые малые неприятности. Да и родители, какие бы они ни были замечательные, не должны быть посвящены в его дела. Хана сказала, что она может сообщить родителям о том, что у неё собирается погостить некоторое время подруга, вернее, она уже обмолвилась об этом. На что Антон – (Хумов успел снять маску за время отсутствия Ханы) – возразил, и не без основания, что так долго продолжаться это не может. Благо его присутствие пока не обнаружено. Не стоит рисковать, тем более в его положении абсолютной неопределённости. И Хана сдалась, но слёзы одна за другой быстро закапали из её юных глаз. Антон продолжал её успокаивать:

– Пойми, меня ищут, и дело иметь со мной небезопасно и даже очень, очень опасно. И для твоего замечательного дедушки известие о том, что ты имела со мной какие-то отношения, помогала мне и всё такое, будет ударом, и для родителей, и для любимой бабушки в первую очередь. Будь умницей.

И она сдалась, вытирая салфеткой глаза и пытаясь улыбаться, согласно закивала головой.

– Хорошо. Ты прав. Но ведь мы будем, будем видеться?

– Несомненно, – твёрдым голосом проговорил Антон.

Потом они начали разрабатывать план действий. Вернее, Антон, а Хана вносила уточнения.

На другое утро Хана отправилась в универмаг, где купила впрок одежду, парики, накладки, пояса и прочие аксессуары для возможных перевоплощений Антона в Антонину. До обеда она усердно изготовляла несколько масок, разительно меняющих облик Хумова – делающих его то женщиной средних лет, то мужчиной пожилого возраста, а то и вовсе старухой китайского происхождения или стариком из какой-то африканской страны.

Около пяти вечера из особняка на одной из престижных улиц города вышли две прелестные девушки и, мило улыбаясь, беспечно болтая, держась за руки, направились к подземке. Со стороны могло показаться, что они давно дружат и эта дружба обеим доставляет несравненное удовольствие. Та, которая была на голову выше, несла весьма объёмистый саквояж, обеспечивающий, по всей видимости, самыми необходимыми предметами в не коротком дорожном путешествии.

Девушка несла вещи с лёгкостью, не соответствовавшей значительным габаритам поклажи, что указывало на её неустанные тренировки в спортивном зале. Девушка ниже ростом неожиданно остановилась и начала что-то убедительно, но спокойно говорить подруге. Та тут же послушалась совета и уже через минуту тащила свой саквояж на выдвижных колёсиках, держась за раскладную ручку. По дороге им встретилась пожилая пара. Девушки вежливо поздоровались и получили не менее вежливый ответ. Женщина приостановилась и, с улыбкой помахав рукой, пожелала доброго вечера и приятного путешествия. Хана поблагодарила в ответ, и обе девушки с улыбками замахали руками.

– Приятная пара, – сказала Хана подруге, когда они удалились на приличное расстояние и её слова не могли быть услышаны.

– Да, и мне они понравились. Надеюсь жизнь у них удачно сложилась, – отозвалась та.

– Я в этом уверена, – заметила Хана, с благодарностью посмотрев на подругу и оплачивая проезд за двоих, так как девушки уже спустились на эскалаторе в метро и стояли у автоматических касс.

Поезд, как всегда, не заставил себя долго ждать. Сев рядом, они продолжили разговор.

– В каком районе ты бы хотела снять квартиру? – тихо спросила Хана, не желающая привлекать внимания, хотя в вагоне было совсем мало людей и каждый был занят своим делом. Напротив находилась парочка. Закрывшись китайским зонтиком, они о чём-то шептались, периодически замирая. «Целуются», – подумала с лёгкой завистью Хана. Господин средних лет полностью ушёл в чтение электронной книги. Пожилая дама сидела, закрыв глаза, и её губы шевелились. Она или пела, или вела бесконечную беседу сама с собой, возможно, читала стихи. В конце вагона о чём-то оживлённо болтали две молоденькие китаянки да парень африканского происхождения дергался в такт слышимой только им музыки.

– О, Хана! Мне достаточно и комнаты. Я неприхотлива, – после длительной паузы ответила подруга, видимо тоже наблюдавшая за пассажирами.

– Для тебя было бы лучше снять маленькую, но квартиру.

– Ни в коем случае, – возразила Антонина.

– Но почему? Спокойнее в отдельной квартире, да и я бы меньше волновалась.

– Нет, нет. Ни за что. Не знаю, в какой момент мне придётся переезжать. С комнатой проще. Комнату легче снять на несколько дней. Ты забыла, ведь я страстная путешественница.

– Да, тогда лучше комнатку, – с грустью в голосе проговорила Хана. – Меня всегда пугала неопределённость. Пока живу с родителями, мне ни о чём думать не надо, но как представлю, что скоро придётся начинать самостоятельную жизнь, мне становится совсем не по себе.

– Чего ты боишься?

– Сама не знаю. Боюсь одиночества.

– Не стоит бояться. Мы в эту жизнь сами напросились и выбрали себе трудности, проходя через которые получаем опыт.

– Слышала, но не совсем верю в это. Ой, прости, Антонина! Как бы это сказать… Пока сама на опыте не проверю, не смогу по-настоящему поверить.

– Этого ты никогда не сможешь проверить. Информация стёрта в нашей памяти. Иногда возникает ощущение: это я видела, помню такое, но тут же исчезает под напором других мыслей, а если и остаётся, то позже трактуется как простая случайность. Приготовься, пожалуйста. На следующей нам выходить.

Девушки вышли на той же остановке, на которой вышел Хумов после своего неудачного экзамена. Вечерело. Хана взглянула на часы. Они показывали пять двадцать. Неоновые огни предусмотрительно начинали освещать многолюдные улицы, включаясь, когда прохожие проходили мимо и выключались, когда удалялись. Воздух, наполненный жизнедеятельностью умирающего дня, отнимал последние силы. Хана с удивлением посмотрела на Хумова и с укоризной в голосе произнесла: «Зачем ты выбрал этот район? Здесь дышать нечем».

Хумов слегка поёжился, оглядываясь по сторонам, словно заново переживая недавно случившееся, и бодро, с улыбкой сказал:

– Мне кажется, дорогая Хана, ты меня спутала со своим дружком, с которым, по всей видимости, тебе пришлось проводить здесь, в одном из этих баров или кафе, время. И думается мне, ты его провела преотличным образом, а мне, своей подруге, забыла об этом рассказать.