Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хана поняла свою оплошность и тут же исправилась:
– Ах! Прости меня, Антонина! Усердно занимаясь, так устаю, что становлюсь страшно рассеянной. Ты совершенно права. Здесь мы легко найдём нужную для тебя комнату, и ты сможешь продолжить свою творческую работу. Кстати, нужно информационно обновиться. Давай заглянем в Интернет и подберём что-нибудь подходящее.
– Не стоит просить прощения. Я пошутила, а в Интернет успела заглянуть сегодня утром, пока ты бегала и после принимала душ, – говоря это, Антонина присела на скамейку и кивком головы предложила подруге сделать то же самое.
– Тебя совсем-совсем не волнует, в какой комнате тебе придётся жить? – участливо заглядывая подруге в глаза, произнесла Хана.
– Милая Хана, ты повторяешься.
– Знаю, но меня волнует этот вопрос.
– Не придавай ему слишком большого значения, – улыбнулась Антонина. – Я тебе говорила о своей мечте?
– Про Марс?
– Так точно.
– Это и моя мечта… с детства.
– Вот видишь, и ты тоже мечтаешь полететь на Марс. Ответь мне, пожалуйста, какого размера будет твоя каюта? – Антонина с явным укором и, как показалось Хане, с насмешкой посмотрела на Хану, и та, смутившись, опустила голову и, приподняв ногу, начала ею слегка покачивать.
– Мне кажется, – выдержав значительную паузу, проговорила она тихо, – я пока не совсем готова к такому перелёту.
– Ничего страшного. У тебя ещё есть время. И если ты будешь ежедневно, не торопясь, двигаться к своей цели, ты сможешь себя подготовить не только психологически, но и физически. Хотя, ты же знаешь, психологический аспект в любом деле имеет приоритет.
– Мне бы очень хотелось полететь вместе с тобой.
– Вот как?
– У меня, кроме тебя, нет подруг, – спокойным голосом сообщила Хана и добавила: – Вернее, есть, но ни с кем из них мне бы не хотелось очутиться на Марсе. Да они и не мечтают об этом.
– Мне думается, что это невозможно, так как я окажусь на Марс раньше, а ты прилетишь туда позже и мы обязательно увидимся, – с мягким укором проговорила Антонина.
– Но почему? – в голосе Ханы послышались нотки страдания. Она хотела положить свою руку на руку подруги, лежащую на скамейке, но не решилась. Антонина поняла её желание, сама взяла руку Ханы в свою и успокаивающим голосом, от которого Хане сделалось ещё тоскливее, сказала: – Но ведь мы можем там встретиться и даже заранее условиться о нашей встрече.
– Ты думаешь?
– Я в этом уверена. Не может же наша дружба нелепо оборваться?
– Вот и я о том.
Начало быстро темнеть. В небе прямо перед ними появился огромный экран, захвативший высотный дом. Две девушки, одна из которых была крашеной блондинкой с волосами до плеч, а вторая – с длинными прямыми чёрными волосами, концы которых полыхали огненным цветом, рекламировали суперкрем по цене в три раза ниже, как они утверждали, избавляющий не только от морщин, но обещающий омолодить кожу, сделать её розовой и бархатистой.
Хана невольно засмотрелась на навязчивую рекламу. И тут она замерла: на экране появилась Антонина. Диктор сообщал, что девушка обезвредила террористов на открытии Международного культурно-спортивного комплекса. Хана посмотрела на подругу. В этот момент Антонина снова взяла её за руку, на этот раз довольно сильно сжав. Хана хотела было укорить её, но каким-то шестым чувством почувствовала надвигающуюся опасность. Гулкие, частые удары сердца подтвердили её опасения. Несколько молодых людей в коричневых комбинезонах, со значками СБ на груди, прогуливающихся поодаль, явно выражали к ним интерес. Хана крепко сжала в ответ пальцы Антонины. Антонина тем временем, не переставая улыбаться, показывая ей шарик, как бы случайно оказавшийся в её руке, спросила:
– Хана, это не твой таинственный подарок?
– Нет, я тебе ничего, к сожалению, не успела подарить. Но я исправлюсь. Должна же быть у тебя какая-то вещица, напоминающая обо мне.
– Странно. Я думала, это ты сунула его мне в карман в нашу первую встречу, – задумчиво вертя шарик между пальцами, тихо проговорила Антонина.
Тем временем молодые люди приблизились и теперь находились на расстоянии около пяти метров. Было похоже, что они ждали сигнала, чтобы подойти к мирно беседующим девушкам. Хане любое вмешательство в личную жизнь не только претило, но и вызывало законное возмущение.
– Странно, странно… Откуда тогда он у меня?
– Ты о чём? – Хана ещё крепче сжала пальцы Антонины.
– Вот об этом шарике. Видишь? В нем прекрасная женщина.
– Ничего особенного. Таких шариков с различными голограммами внутри полно. В детстве они были для меня желанными подарками, и я даже их коллекционировала, – Хана, не выпуская руку подруги, придвинулась к ней совсем близко, так как заметила: кольцо начало сужаться. Мужчины в коричневых комбинезонах медленно, словно чего-то опасаясь, приближались к ним. Сделав несколько шажков, они остановились в некоторой нерешительности, переглядываясь друг с другом. Похоже, они ожидали некоторой паники со стороны девушек, сопровождающейся попыткой убежать – тогда им легче будет оправдать своё поведение и взять их под арест. По предписанию, нарушить покой граждан они могли только при явном подозрении в терроризме или другом тяжком преступлении.
Антонина продолжала задумчиво вертеть шарик межу пальцами правой руки, словно не видя происходящего, и от этого Хане становилось совсем плохо. И те решились. Они окружили девушек тесным кольцом, и один из них, по всей видимости старший, веснушчатый, с рыжей чёлкой, залихватски вырывающейся из-под берета, чуть хрипловатым голосом произнёс:
– Будьте так добры, предъявите, пожалуйста, ваши индикаторы личности.
– А в чём дело? Вы кто? – спросила Антонина.
– Служба безопасности, – и говорящий протянул удостоверение, почему-то сильно покраснев. «Зелёный ещё», – подумала Хана.
Сердце у неё сжалось, и она буквально вцепилась в руку Антонины, придвинувшись к ней вплотную, понимая весь ужас их положения и сильно испугавшись, в первую очередь за Антонину… О себе она не думала, а вот расстаться с подругой для неё было равносильно смерти.
Антонина широко и, как показалось Хане, радостно улыбаясь, что никаким образом не могло соответствовать сложившейся ситуации, подбросила вверх шарик и ловко его поймала перед несколько удивлёнными взорами представителей СБ, которые от спокойствия Антонины и непредсказуемости её поведения несколько растерялись.
Хана с удивлением и нескрываемой гордостью посмотрела на Антонину, как вдруг всё окружающее начало скрываться за серой, сгущающейся пеленой, а они с Антониной понеслись в непонятном направлении со скоростью, осознать которую было невозможно. По замирающему, падающему вниз сердцу, готовому вот-вот вырваться из груди или разорваться, Хана чувствовала: несутся они невероятно быстро. Подобное, нет, в сто раз слабее, Хана испытала, когда впервые скатывалась вниз на аттракционе «Американские горки». Хорошо, что полёт достаточно быстро прекратился. Она от радости начала читать «Отче наш», а потом неожиданно ей вспомнились слова дедушки. Он говорил, что сознанием можно назвать совокупность химических и гормональных процессов мозга плюс «опыт», переданный при рождении, полюс личностный опыт к моменту пространственно-временного проживания, имеющего возможность длиться. Человек, находящийся в сознании, в осознанности представляет собой мыслящую, чувствующую биологическую сущность, способную не всегда адекватно реагировать на ситуацию, с точки зрения другой такой же сущности. И наоборот: разные сущности на одно и то же событие реагируют по-своему, так как биолого-химические процессы у них протекают с разной интенсивностью, вызывающей разную эмоциональную окраску и, соответственно, различное реагирование. Хана посмотрела на Антона. Он казался внешне спокойным. Губы его вытянулись в улыбке, выражающей лёгкую иронию. То, что они переместились в пространстве, а может, и во времени, не вызывало сомнения. В ушах Ханы стоял звон, губы пересохли, сердце продолжало бешено биться. Неожиданно ей ярко представилась их первая встреча в вагоне. Нечаянная встреча перевернула её жизнь. Пространство перед ней начало колебаться наподобие воды, когда опускаешься в ванну. Только вода сейчас была удивительно лёгкой, почти невесомой, а тело теряло очертания, и ей казалось, что она вытягивается в разные стороны равномерно и безболезненно, заполняя пустотой своего тела пространство вокруг. Ей становилось безразлично, где она и что с ней будет. «Это нирвана. Да, нирвана. Нет, что-то другое. Пока я осознаю, я могу себя контролировать. Я сознаю. Моё сознание реагирует адекватно. Мне жутко», – подумала она. Эта была её последняя мысль, исчезающая, истончающаяся вместе с нею. Потом она почувствовала на своих губах жгучую, пахнущую цветочным мёдом жидкость и с усилием сделала несколько глотков. Тело медленно начало возвращаться, втягиваясь в свои привычные формы. Ей становилось легче и легче дышать. Окончательно привели её в чувство шлепки по щекам и нашатырный спирт, ударивший прямо в мозг болезненной вязкой волной. Она открыла глаза и увидела Антона, склонившегося над ней.