Климов понятливо кивнул.

«Что же мне с тобой делать-то? — задумался Михаил. — Сыграть грязно? Дескать приблизить к себе и через это бросить тень на твоего бра, что при Ленине ошивается? Так быстро станет ясно что это была игра и тогда на содействие со стороны Владимира можно будет не рассчитывать, скорее наоборот найдет как отомстить. А так уж ли они мне нужны? Точнее Владимир? Хотя кадры…»

Опять же как-то тиранить генерала Бонч-Бруевича тоже особых оснований не имелось. И тут полковника осенило идеей. Может не самой лучшей, но в данном случае оптимальной из возможных.

— У меня для вас предложение Михаил Дмитриевич. Предавать брата при этом не придется.

— Какое?

— Мы взяли довольно много пленных при штурме Петрограда…

Пленных и впрямь захватили много, около десяти тысяч человек, это без учета раненых.

—…Сейчас идет их сортировка и выявляется довольно много таких фанатично настроенных бойцов большевиков-ленинцев, коих мы принять в РОД не можем. Как бы не половина. И что с ними делать мне было непонятно до сегодняшнего момента, ну кроме как использовать их на тяжелых работах…

Фанатиков действительно оказалось на удивление много. Из Ленина вообще похоже усиленно лепили образ этакого живого святого, почти Иисуса, дескать тоже жертвует собой во имя простых людей, работает на износ с раннего утра и до ночи, и хочет построить рай на земле. Надо только уверовать в коммунизм и люди верили, сейчас они особенно податливы ко всякой ереси (если уж даже в двадцать первом веке во всякую чухню верят) и за новую веру и святого ведущего их в мир светлого будущего они готовы были отдать свои жизни. Владимир Бонч-Бруевич, уже прозванного серым кардиналом, не зря несколько лет сектантами занимался, так что как «компостировать» людям мозги знал хорошо.

—…Так вот, я предлагаю сформировать из них отряд, дать его вам под командование и отправить на помощь к финским пролетариям-социалистам, что сейчас ведут борьбу с национал-буржуазией.

— Понятно, — хмыкнул генерал-майор.

— Итак, ваше решение?

— Согласен.

17

Неожиданно пошел на сотрудничество Урицкий Моисей Соломонович, коего даже уговаривать не пришлось. Он остался в Петрограде до конца исполняя свои обязанности Председателя петроградского ЧК и комиссара внутренних дел и был фактически пленен на своем рабочем месте.

Изучив личное дело данного товарища, можно сказать типичная биография революционера с двумя ссылками и побегом заграницу, а также отношения к нему со стороны других революционеров, а оно было, мягко говоря, сложным, Климов сделал ему предложение продолжить работу по прежнему профилю.

— Благо у вас подходящее юридическое образование и опыт уже имеется. Только теперь ваша должность будет называться не Председатель ПетроЧК, а Директор КВН — Комитет внутреннего надзора, что будет стоять над КОП — Комитета охраны порядка.

Почему Климов вообще решился на такое предложение? Не только потому, что он еврей, а других значимых евреев кроме Мехлиса у него в команде не имелось. Михаил считал, что Моисей Соломонович на данной должности будет полностью на своем месте.

Он вообще интересен прежде всего тем, что в условиях всеобщего озлобления и «жажды крови» являлся противником проводимых властями карательных мер — красного террора, активно и небезуспешно противодействовал внедрению практики взятия заложников и внесудебным расстрелам, так же активно возражал против крайних форм репрессий и насилия по отношению к политическим противникам. Из-за чего его постоянно обвиняли в «мягкотелости».

На этом фоне вошел в конфликт с Дзержинским, что не ограничивал себя ни в средствах, ни в мерах, действуя по принципу: лес рубят — щепки летят, расстреливая направо и налево, беря заложников.

Но на самом деле, как считал Климов, такая позиция идти против ошалевшей от крови толпы и через то рискуя самому стать ее жертвой требует немалого мужества. Чего не ожидаешь, глядя на этого человека крайне невысокого роста, с круглой спиной, с практически отсутствующей шеей, с большим крючковатым носом на маленькой голове. Такие как он наоборот должны быть озлоблены на весь мир и жестоко ему мстить…

Именно ему многие были обязаны сохранением своих жизней и свободы. Именно его позиция позволила избежать массовых расправ в городе после убийства Володарского, когда все требовали от него немедленных репрессий.

Урицкий проявлял выдержку даже когда в городе творился настоящий хаос с убийствами, кражами и беспорядочными расстрелами совершаемые пьяными красногвардейцами и анархистами. Стремясь воспрепятствовать росту насилия, преступлений экономического характера, но избегая при этом методов террора, Урицкий, как глава ПЧК, не дал санкции применение расстрелов.

Пятнадцатого марта он издал правила, целью которых было упорядочивание обысков, а также выявление и задержание коррумпированных сотрудников ЧК и лиц выдававших себя за чекистов.

Примерно в те же дни ПЧК начала проводить аресты по подозрению в контрреволюционной деятельности, воровстве и спекуляции. Многие из числа задержанных в скором времени отпускались, в особенности это касалось тех, кто был арестован по политическим мотивам.

В общем настоящий законник, каковой и нужен во главе КВН.

— Я согласен.

— Хм-м… я этому очень рад Моисей Соломонович, но хотелось бы узнать причины вашего согласия, — несколько растерянным тоном произнес Михаил Антонович. — Признаться, ознакомившись с вашей биографией революционной борьбы я ожидал, что мне придется потратить, гораздо больше усилий убеждая вас перейти на мою сторону.

— Сказать, что я перешел на вашу сторону будет неправильно, правильнее будет сказать, что я остался на стороне закона… Когда мы делали революцию, одной из главных целей ее, мы ставили установление законности — верховенство права. Равенства всех перед законом, чтобы никто, какое бы он положение ни занимал в обществе, совершив преступление не мог уйти от ответственности, но и никого не могли наказать, наплевав на закон, как зачастую случалось в Царской России. Ситуация, когда чиновник ворует миллионы, а его не только не наказывают, но еще и награждают — нетерпима! Мы хотели сделать так, чтобы соблюдались все процессуальные нормы и нарушение хотя бы одной из них со стороны власти служило основанием для прекращения дела как незаконного. Понимаете?

— Да.

— Но что же мы стали творить, стоило только нам получить власть⁈ — начал горячится Урицкий, до сего момента говоривший спокойно и размеренно словно андроид какой-то. — Мы словно сошли с ума! Повсюду какая-то дикость! Кровавый угар! Вместо того, чтобы наконец воплотить в жизнь все то, что мы планировали, сама власть начала творить противоправные действия! Этот так называемый красный террор, это же вопиющее проявление беззакония! Воплощение в стократном размере всего того, против чего мы боролись! Никакие процедуры при этом не соблюдаются! Все творят, что хотят! Взятие заложников! Что за варварство⁈ А эти расстрелы⁈ А если произошла ошибка⁈ Ее же не исправить! Человека нет! Он убит!

Урицкий замолчал успокаиваясь, после чего продолжил почти тем же ровным голосом, что и вначале.

— Не о том мы мечтали, когда делали революцию… товарищ. И что хуже, ни конца ни края этому не видно. То, что творят большевики, это не власть закона, это власть беззакония. Все это отталкивает он нас людей, заставляя их поддерживать наших противников в том числе белых… а это в свою очередь приведет к еще большим по своим масштабам и жестокости репрессиям. Замкнутый круг. Революция пошла не туда и мне не полпути с теми, кто отказался от закона и теперь опирается лишь на силу страха.

— Ясно. Тогда за работу, товарищ директор, — протянул Михаил руку.

— Благодарю, — скрепил рукопожатие Урицкий.

— И будьте осторожны, где-то по городу бегает Свердлов, думаю он при случае непременно вам захочет отомстить за ваше якобы предательство. Впрочем, охраной мы вас обеспечим.

18

Кортеж возвращайся с митинга, на котором Михаил приводил в чувство моряков-балтийцев. Прошло почти все как в Севастополе, но мысль, что бардак пора заканчивать и либо служим как полагается, либо «глазки строим» записавшись в стройбат, он до моряков довел, дальше все в руках Щастного, благо авторитет среди моряков он имел достаточно высокий, ну а то что раньше у него не очень получилось, так стратегию неверную выбрал.

Оторвав от дум, внимание привлек стрекот многочисленных мотоциклетных движков и в следующий момент Михаил увидел, как справа из переулка выскочила натуральная банда байкеров на пяти-шести мотоциклах.

«Надо же, не слышал про