ранга. — Неужели непонятно⁈ Бардак же кругом! И никак их не привести в чувство, приказы офицеров не выполняются. Даже в чистоте палубу держать не получается. Все заплевано и мусор валяется. Вот и приходилось идти на подобные уловки и создавать напряженную ситуацию, чтобы пробудить у матросов чувство ответственности и сознательности, чтобы образумились наконец.

— Ладно, большинство пунктов по большей части пустышки, что действительно можно подвести под вашу версию… Но вот в материалах следствия указаны изъятые у вас подложные документы, в которых утверждалось, что большевики сговорились с немцами не то для утопления флота, не то вовсе с целью его передачи Германии.

— Подкинули…

Климов на это усмехнулся. Классическая отмазка.

— Да не большевики это сделали, — отреагировал на усмешку Щастный. — Не знаю кто. Просто однажды на мое имя прислали пакет с документами… а уж чья эта работа, так откуда мне знать?

— Понятно, — кивнул полковник.

«В принципе действительно могло быть, — подумал он. — Могли белые липу слепить, чтобы еще больше дезорганизовать флот перед своим вторжением в Питер убирая тем самым компетентного командира, могли антантовцы — провоцируя открытый мятеж, а могли и немцы… В общем мотивы имелись у всех, как и возможности».

— Ладно, я вас не судить пришел…

— А зачем?

— Познакомиться и сделать предложение.

— Какое?

— Вновь возглавить Балтийский флот, но уже как член партии СДПР. А моряков я вам в чувство приведу. В конце концов революция — это не право творить бардак, и забивать болт на приказы вышестоящих командиров, а новый порядок. По-ря-док! Этот нюанс и надо донести до их сознания.

Глава 8

16

Еще с кем персонально решил встретиться Климов это с Бонч-Бруевичем Михаилом Дмитриевичем. Но он интересовал полковника не сам по себе, а в связи с его братом Владимиром, что сейчас при Ленине работает на одной из высших должностях — управляющий делами Совета Народных Комиссаров.

Вообще конечно удивительный случай, один брат — царский генерал, другой — революционер.

— Дичь какая-то…

Михаил и раньше плохо понимал логику поведения Николая Второго, а тут и вовсе выпал в осадок. Как это вообще можно держать на одной из высших должностей в армии, доверить ему Генеральный штаб, того, чей брат твой непримиримый враг⁈ Ну вот как?!! Не знать о том он не мог.

Что до самого Михаила Дмитриевича, то полковник считал его не самым умным человеком, причин тому хватало.

Во-первых, он является поклонником военной тактики Драгомирова, кою если грубо можно охарактеризовать постулатом: «Пуля — дура, штык — молодец», а это уже по факту диагноз. При этом война ничего не поменяла в его сознании, что и показала оборона Петрограда, когда на позиции РОДа накатывали красногвардейцы волна за волной в штыковую на пулемёты.

Климов собирался постепенно избавиться от высшего офицерского корпуса с подобными взглядами на военную тактику, если они не связаны скажем с логистикой, но тех, кто непосредственно планирует боевые операции, пинком под жопу, командовать округами, проверяющими и так далее, но при этом близко не подпускать к преподаванию.

Во-вторых, это каким надо быть умником, чтобы войти в конфликт с правящим домом⁈

Кто ты мать твою такой, чтобы задирать лапу на того, с чьих рук ешь, и кто полностью над тобой властен?!!

Резкий и малообщительный, он не пришелся по вкусу дворцовой знати. Вокруг генерала плелись интриги. Бонч-Бруевич платил придворным той же монетой, подозревая некоторых из них в шпионаже в пользу Германии.

Это же неумение уживаться с людьми привело к тому, что он проморгал заговор подчиненных генералов в пользу Климова. Тем более что один из его ближайших помощников полковник Лукирский, что мог бы обо всем догадаться, резко занемог, будучи отравленным.

— Ну не идиот ли⁈ — не выдержав, воскликнул Михаил, читая подготовленную Гумилевым справку о генерале.

— Что ты имеешь виду? — удивилась Елена, коя тоже ознакомилась с предоставленными документами, чтобы использовать их уже по своей линии работы на информационном фронте.

— Есть такая народная мудрость: «С волками жить — по-волчьи выть!» Ну если ты оказался в волчьей стае, так и вой по-волчьи, а не тявкай как собака! Так нет, вошел в жесткий клинч. Кем он себя возомнил, что попер против всей стаи в одиночку?

— Он считал, что в высших эшелонах много германских шпионов…

— Тем более! Один в поле не воин! Ты создал команду для противостояния этой шобле? Нет! Решил сражаться с врагами в одиночку как супергерой, одев трусы поверх трико? Ну видишь ты, что по твоему усмотрению, кто-то как минимум работает на германскую разведку, ну так зачем орать об этом на каждом углу?

— А что он должен был сделать?

— Использовать их в свою пользу, а не морду при их виде морщить. Раз оказался во враждебном окружении, притворись своим, войди в режим «в стане врага» и сливай им дезу в приватных разговорах! «Подведи под монастырь» контрразведки наконец! Вот кстати образчик его тупости… Приехала императрица… наверняка ведь его загодя предупредили о визите. Не внезапно же она появилась, упав как снег на голову в середине лета.

— Ну да, за день минимум должны были известить, — согласилась Елена.

— И что этот кретин делает⁈

— Что?

— В том-то и дело, что ничего! Когда приезжает императрица, он отказывается показать карту планирующегося наступления. Как результат, приобрел могущественного врага.

— Но действительно Миша, зачем ему это делать если он подозревает чуть ли не саму императрицу в том, что она германская шпионка?

— Именно! Он подозревает, что в свите императрицы есть шпионы, а то и она сама! А значит они по определению захотят увидеть карту и сделают все для этого. Так?

— Так…

— Что он должен был сделать?

— Что?

— За те сутки, что у него имелись до приезда императрицы со шпионами он мог бы не балду пинать, а подготовиться — нарисовать новую карту, ложную и показать именно ее, да с верноподданническими реверансами и щенячьим восторгом в голосе, от радостного осознания того, что его слушает сама императрица, рассказать о планирующихся ударах с перечислением тех средств, что при этом будут использованы! В итоге не только бы не попал в опалу, но, если в ее свите действительно имелись шпионы — ввел бы в заблуждение врага, а сам по ходатайству от императрицы, что имела просто убойное влияние на мужа, получил бы какую награду и укрепил свое положение!

— Знаешь… после того, как ты это все пояснил, и правда, его поведение выглядит… не очень умным.

«А потом он, приблизив к себе таких же как он сам драгомировцев создал ту самую Красную Армию, лавры от создания коей присвоил себе Троцкий, и эта армия жидко обосралась сначала в Польше, потом в Финляндии, на Халхин-Голе и наконец в сорок первом», — с раздражением подумал Климов.

Понятно, что Троцкий тогда тоже руку приложил, начав двигать наверх прапорщиков в качестве своей опоры в армии, но идеология была заложена именно Бонч-Бруевичем и ее не трогали.

Еще одной причиной, почему полковник в принципе не собирался вербовать именно Михаила Дмитриевича в свою команду, это ситуация с евреями. Именно этот генерал выступил с инициативой выселения евреев из приграничной зоны на восток, подозревая их поголовно в шпионаже на германцев. Как итог, евреи потеряли большую часть имущества, но что хуже — многие тысячи тупо погибли в момент этого своеобразного Исхода, так же на месте, где им предписали обосноваться ибо про жилье для них никто не подумал. Так что на генерала Бонч-Бруевича у них имелся огромный зуб размером со слоновий бивень и всякая связь с этим человеком могла сильно ударить по Предводителю вплоть до разрыва отношений с «Поалей цион» и «СЕРП», что конечно Климов допустить не мог.

Но Климову требовался его брат Владимир. Вот этот чел, что называется — голова! Как известно, коней на переправе не меняют, а Владимир Дмитриевич фактически создал систему управления, что худо-бедно работает, так что было бы очень неплохо перетянуть его на свою сторону.

— Что вы от меня хотите?

— Уточнить политическую позицию вашего брата. С кем он, с «внешними» или с «внутренними» большевиками?

— Он с Лениным.

— А Ленин у нас как бы над схваткой… — понятливо кивнул Климов. — И пока Ленин жив к нам он не пойдет.

— Верно.

— А вы сами к какой когорте себя причисляете?

На что генерал-майор только усмехнулся.