наука. Неправда. Математика — как поэзия. В ней нужно уметь фантазировать… И еще говорят — математика не свойственна женщине. Я не знаю. Но я хочу попробовать. Может быть, я сумею что-то сделать…

— Раз любишь математику, должна идти этой дорогой. Хотя и будет трудно. Я верю, ты сумеешь.

Софа искоса посмотрела на Владимира — не смеется ли? Но он был очень серьезен.

— Возможно, и сумею, — сказала она задумчиво. — Сумела же Суслова.

Они опять пошли по набережной.

— Но где же, где можно заниматься математикой? Мне нужно слушать лекции, иметь книги… — с тоской сказала Софья.

— Поедем за границу, Софа. Может быть, там тебе удастся поступить в университет.

— И ты со мной поедешь?

— Конечно. Я помогу.

Она порывисто обернулась к нему, протянула руки.

— Как я благодарна тебе, Володя. За все, за все… Ты мой самый лучший друг и брат…

Он взял ее руки в свои, притянул к себе. Вот, вот… один миг… Он так хотел ее поцеловать. Но удержался. Сказал:

— Моя принцесса, я тоже тебе благодарен. Еще немного — и я стану математиком, а также магом и волшебником.

…Вечер. Владимир проверяет гранки, Софа пишет письмо. Потом почитали вслух книгу. И расходятся по разным комнатам.

Софья моментально засыпает — она так устала.

Владимир то засыпает, то вновь просыпается. Он ворочается в постели, ему душно. Он думает о Софье, он видит ее во сне. Вот она сидит сосредоточенная, нахмуренная за письменным столом. И ее сияющие глаза, когда она примеряет материю. Вот она протягивает к нему руки: «Ты мой самый лучший…»

Тогда был такой миг. Может быть, нужно было…

— О, я больше не могу, — шепчет Владимир. — Я скажу ей все, все…

Он встает и крадучись, на цыпочках идет в коридор и останавливается у ее двери. Он приникает к замочной скважине, и ему кажется, что он слышит ее ровное дыхание.

Рука его тянется к дверной ручке. Он сейчас откроет…

— Как тебе не стыдно, — говорит он, сжимая пылающее лицо. — Мы заключили союз ради науки, чтобы ей учиться…

Он возвращается к себе, рывком распахивает окно. Холодный ноябрьский ветер врывается в комнату. Он треплет занавески, сбрасывает со стола листки. Владимир долго стоит у окна, вглядываясь в темноту…

Весной Ковалевские уехали в Гейдельберг. После долгих уговоров родители отпустили вместе с ними и Анюту.

ГЛАВА XVI

— Лиза, Лизонька… Вставай!

Лиза открывает глаза, поднимает голову с подушки.

В комнате тихо, темно. На стене негромко тикают часы. Лунный свет робко пробрался с краю окна и нарисовал на полу квадрат.

Кто ее звал? Никого нет.

И вдруг она вспомнила. Это вчера сказали:

— Вставайте, поднимайтесь!

Это они, эти слова звучат в ее сердце, это они зовут!

Вчера брат в первый раз привел ее на собрание тайного революционного кружка.

Там было всего девять человек. И среди них — две девушки.

Говорили о целях и задачах молодежи, о книге Чернышевского «Что делать?», читали прокламацию, написанную Дмитрием Ивановичем Писаревым.

«На стороне правительства стоят только негодяи… На стороне народа стоит все, что молодо и свежо, все, что способно мыслить и действовать»…

Правительству стала известна эта прокламация, и Дмитрий Иванович был посажен в Петропавловскую крепость. А совсем недавно все передовые люди оплакивали раннюю смерть Писарева.

— Гибнут прекрасные люди, — говорил высокий бледный юноша с курчавой светлой бородкой. — Умер Добролюбов, навсегда ушел от нас Писарев. В рудниках замучили поэта Михайлова. А где Николай Гаврилович, где Шелгунов и Серно-Соловьевич? Они в ссылке, на каторге. Можем ли мы спокойно жить, спокойно учиться? Нет! Бороться! Идти в народ и вместе с народом низвергнуть царский трон! Вот наша первая и главная задача! А учиться мы успеем потом, при народной власти, вместе с народом. Вставайте же, поднимайтесь и поднимайте других!

— Это правильно! — сказала худенькая девушка. Лицо ее казалось совсем детским, если б не серьезный, строгий взгляд серых глаз. — Мы не будем больше жить так, как наши отцы и деды. Не будем и не должны. Чему нас учит Николай Гаврилович? Уважать труд и трудящегося человека. Вспомните слова из песенки, что напевает Вера Павловна: «Будем трудиться, — труд обогатит нас…»

В самом деле, все на свете создано трудом. И вот этот стол, за которым мы сидим, и это платье, которое я ношу. А мы считаем постыдным трудиться, мы привыкли бездельничать из поколения в поколение. На нас работает народ, и труд мы считаем уделом рабов.

Так давайте же хоть теперь исправлять ошибки истории. Труд — не позор, он приносит радость и счастье. Нам нужно всем трудиться, просвещать народ и поднимать его на борьбу! И в этом женщины будут рядом с мужчинами!

Лиза вскакивает с кровати. Она не может больше спать. Конечно, женщины должны быть во всем рядом с мужчинами. И в революционной борьбе!

Лиза зажигает свет и берет со стола томик стихов Плещеева, который вчера принес ей Саша.

Вперед без страха и сомненья

На подвиг доблестный, друзья!

Зарю святую искупленья

Уж в небесах завидел я.

Смелей! Дадим друг другу руки

И вместе двинемся вперед,

И пусть под знаменем науки

Союз наш крепнет и растет.

Жрецов греха и лжи мы будем

Глаголом истины карать;

И спящих мы от сна разбудим

И поведем на битву рать.

Лиза видит опять крестьян своей деревни. Топоры и вилы в руках. И здесь же эти голодные женщины с Никольского рынка. А во главе рати она, Лиза. И рядом Сергей, ее Сергей.

Лиза теперь всегда думала о нем. Что бы ни делала — она мысленно советовалась с ним, разговаривала. То она мечтала, как после свадьбы Сергей выйдет в отставку и они уедут в деревню и там откроют школу, больницу. И непременно создадут тайный революционный кружок среди крестьян. То она думала о том, что они уедут за границу, посмотреть, как там люди живут.

Не сотворим себе кумира

Ни на земле, ни в небесах;

За все дары и блага мира

Мы не падем пред ним во прах, —

читала Лиза дальше.

Пусть нам звездою путеводной

Святая истина горит;

И верьте, голос благородный

Недаром в мире прозвучит!

Внемлите ж, братья, слову брата,

Пока