Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Обустраиваетесь?
Николай с гордостью ответил:
— А то! Сам видишь!
Привёл к уже знакомому месту, усадил за пластиковый стол. Тут же принесли чай, и на этот раз даже с сахаром и кое-каким печеньем.
— Смотрю, вы уже приспособились?
Тот сделал глоток, откусил кусочек квадратика, затем ответил:
— Как видишь. После того, как ты людоедов положил, стало легче. Народ как-то ожил. Поверил в себя. Картошку, что ты привёз, и остальное — посадили. Выросла просто на диво. Так что… Но всё равно всё с тебя началось. Так что мы добро помним. И слово держим. Всем, кто появляется, говорим, чтобы к тебе не лезли.
— Я это понял. В первую неделю прихватил троицу… И всё.
— Какую троицу?!
— Два мужика и девчонка с ними. Ну и… Сам понимаешь. Возиться не стал.
— Понятно… Тут вот какое дело…
Чуть помолчал, потом, по-видимому, решился:
— Ты скажи, что тебе в уплату надо, чтобы мои собрали?
— Помнится, мне кто-то снегоход обещал?
— Было такое. Уже приготовлен давно. Что ещё?
— Книги. Любые. Могу фильмы взять. На тридцатипятимиллиметровой плёнке.
— Патроны? Оружие?
— Этого добра у меня… Всех систем и марок. Топливо вы не продадите.
— Нет. У самих напряг.
— Понятно. Без обид.
— Без обид. Что ещё хочешь?
Михаил помялся, но под требовательным взглядом Николая решился:
— У вас тут… Женщину бы мне… Продают?
Тот насупился, потом вздохнул:
— Торговцы живым товаром есть. Но мы за ними смотрим. Такого, как в прошлый раз, не допустим. Только тихо…
Приложил палец к губам. Парень оживился:
— Да? Конечно. Не волнуйся. Я посмотрю?
— Да не торопись ты. Куда они денутся? Торгуют они, естественно, за продукты или золото.
— Золото?
— Угу. Всякие побрякушки. Монеты. Зачем они им? Сейчас это барахло не в цене.
Михаил насторожился:
— Откуда они?
— Говорят, с юга. Вроде как из Карелии.
— Карелы? Гм… Понял. Значит, их там тоже пощипало?
— Да. Сказали, пробудут здесь ещё неделю. Потом — назад.
— Много наторговали?
— Хочешь перехватить?
— И не думал даже. Просто как-то странно это, золото…
— И мне странно. Ну я тебя предупредил. Пойду, скажу своим, чтобы начинали грузить.
— Хорошо. Я тогда на рынок.
Парень поставил пустую чашку на стол, поднялся и зашагал в указанном ему направлении, где торговали живым товаром…
Николай не обманул. Работорговцы расположились в углу площади под прицелом шести пулемётов. И вели себя спокойно. Товар же у них был… Дети, взрослые. Мужчины и женщины. Всех возрастов и цветов волос. Михаил отметил для себя, что выглядели рабы не так, как у тех, что в прошлом году. Было видно, что их всё-таки содержали довольно прилично. Во всяком случае — хотя бы кормили нормально. Прошёл вдоль ряда прикованных к столбам раз, другой, внимательно всматриваясь в лица тех, кто подходил ему по возрасту. Не хотелось брать кого-то, кто старше. Как-то неудобно получалось. Хотя… Покупает-то он для хозяйства, не для постели… Рабыни моментально поняли, что ищет здесь высокий широкоплечий парень, и оживились. Стали прихорашиваться, посылать зазывные улыбки, принимать завлекающие позы… Именно это отвратило Михаила от покупки. Он развернулся и молча направился обратно, к импровизированному кафетерию. И замер на месте, медленно-медленно сунул руку за пазуху, что-то нащупывая под курткой, потом двинулся к стоящей в конце площади фигуре за небольшим прилавком. Подошёл вплотную, криво усмехнулся:
— Привет.
— Ты?!
В голосе продавщицы прозвучал настоящий ужас, а парень бросил короткий взгляд на её руку, украшенную жутким шрамом:
— Сожгла?
Та молча кивнула.
— И?
— Чего ты хочешь?!
Он немного помолчал, осматривая её товар. Ничего особенного. Так, ерунда. Патроны. Несколько стволов охотничьих ружей, которые явно были раньше в деле. Но ухоженные. Зачем они, если сейчас у каждого есть нарезное? Впрочем, народ разный. Может, кто и возьмёт. Он лично на охоту никогда не ходил, и не понимал этого…
— Берут?
— Сегодня взяли две двустволки шестнадцатого калибра.
— Хорошо. Как устроилась?
— Там и осталась.
— Одна?
— Хочешь пригласить к себе? Откажусь. Яма меня не устраивает. А внутрь ты меня не пустишь.
— Разумеется. Я же знаю, кто ты на самом деле… Сказать народу?
Девушка вновь побледнела:
— Не надо! У меня дочь одна.
— Дочь?! Откуда?
— Там, в гарнизоне появилась. Девочка. Ей семь лет. Как она зиму прожила — не знаю. Теперь вдвоём живём… Я у неё одна… Пощади!
Парень с подозрением уставился на бывшую людоедку и вдруг понял, что она не врёт. Действительно, с ней живёт ребёнок. Почему он вдруг поверил ей, даже не понял. Но — поверил.
— Зиму протянете?
— Надеюсь. Оксана по сопкам сейчас лазит. Мы с ней кое-что посадили, успели собрать. Устроились на одном из складов, благо те тоже под землёй. Думаю, до весны дотянем. А там — видно будет…
Михаил молча посмотрел на неё, потом спросил:
— Может, надо чего? Скажи.
Та как-то вымученно улыбнулась:
— Да нет, спасибо… Сами устроимся.
— Я от чистого сердца. И это… Никому не скажу.
— Спасибо.
Чуть склонила на миг перед ним голову, потом вдруг спросила:
— Почему ты меня выгнал? Я ведь красивая…
— Красивая. Но гордости у тебя не осталось, раз готова была… Ну ты поняла, о чём я… Да и…
Перевёл взгляд на шрам на руке. Она поняла. Покраснела. Потом отвернулась в сторону, бросила:
— Ты кого-нибудь на зиму ищешь? Там, за красным домом, свободные себя продают. Только это не афишируют. Поищи, может, кого и подберёшь.
Михаил молча кивнул головой в знак благодарности, потом, уже развернувшись, чтобы пойти в указанном направлении, вдруг спохватился, обернулся:
— Я заеду к тебе. К вам.
— Буду рада. И дочка, думаю, тоже…
Вскинул вверх руку, зашагал прочь. Неужели что-то до неё дошло? Впрочем, через себя переступать он не будет. Но в гости наведается обязательно. Подкинет кое-чего из продуктов и вещей. Да и лекарств можно будет передать. Зима длинная…