Все остальные просто шли рядом. Никто больше, казалось, не обращал на нее никого внимания, кроме этого чертова Эда Роулинса, который был ее одногодком и таковым всегда и останется. Он шел рядом с Тамсин, им обоим было по шестнадцать, и своим присутствием они словно делали всем одолжение, осознавая, что на самом деле они должны находиться совсем не здесь.

На прошлые каникулы ей еще не было шестнадцати, и она не была блондинкой. День рождения у нее был в мае, и Клэр наконец-то отвезла ее в город, чтобы ей сделали прическу. Тамсин посмотрела на себя в зеркало в салоне «У Генри» на Уолтон-стрит и сразу поняла, что пришла пора ей по-настоящему появиться на свет. Она чувствовала, что внешне должна вернуться к тому, какой она всегда была внутри. Из-за того, что в детстве она была беленькой, а потом ее волосы потемнели, она чувствовала себя обманутой. Она знала, что на самом деле была натуральной блондинкой и что однажды все еще увидят это. Так ужасно было ходить с темными волосами, ждать и не показывать окружающим себя настоящую. Она была блондинкой до шести лет, а когда волосы потемнели, она не могла с этим смириться. И каждое лето, когда они немного выгорали на солнце, она думала: ну вот, это мои волосы пытаются снова стать светлыми. Поэтому ее появление «У Генри» и все действа там, когда сам Генри смывал отбеливающий лосьон, накручивал ей бигуди, проверял тон и текстуру, а все его ассистенты, ее мать и даже посетители смотрели на нее с выражением, которое иначе как изумлением и не назовешь, было просто-напросто возвращением на трон. Она снова стала собой. Теперь Эд Роулинс был явно влюблен в нее, Льюис Олдридж, как она полагала, — тоже, хотя он и молчал все время. Рядом с Льюисом шли Фред и Роберт Джонсоны, и она думала, что они еще слишком маленькие, чтобы влюбиться в нее, хотя ее бы это и не удивило. Льюис казался старше их, ростом он был такой же, как Эд, и у него не было видимых недостатков, какие обычно бывают у четырнадцатилетних мальчишек. Но если физически он был ладным парнишкой, то другие проблемы у него определенно были. Он был очень тихим и странным, и никто больше уже не мог с ним нормально поговорить.

Льюис шел, опустив голову, и мечтал, чтобы близнецы наконец заткнулись. Фред и Роберт всегда были не как все остальные люди; возможно потому, что они были двойняшками, им было недостаточно просто присутствовать, они испытывали потребность постоянно делиться всякой информацией. Они все еще были маленькими мальчиками и вели всякие, не вызывающие возражений, разговоры про комиксы «Бино», про насекомых, и все это было Льюису неинтересно.

Неподалеку, за деревьями, шла Кит, предоставленная сама себе. Джоанна Наппер уехала, а больше десятилетних детей, с которыми она могла бы общаться, не было. С ней была маленькая девочка по имени Энни, за которой поручили присматривать близнецам Джонсонам, но они ее игнорировали, потому что она действительно была очень маленькой. Она ходила за Кит по пятам все лето, и Кит постоянно должна была сносить обращение «вы, малыши», пока ей все это до смерти не надоело. Энни и сейчас плелась позади, и Кит была к ней добра, потому что знала, каково ей, но она ненавидела быть доброй, вид у нее был хмурый, к тому же становилось жарко, и она чувствовала себя несчастной.

Первые две недели каникул шел дождь, и Кит почти дочитала «Бремя страстей человеческих»[9], тогда как Тамсин все время занималась своей прической и болтала с матерью о платьях. Они постоянно ездили вдвоем в Лондон за покупками и даже ходили на коктейли, и одна мысль об этом была для Кит смерти подобна. Она решила, что ни за что не пошла бы туда, даже если бы была достаточно взрослой для этого.

У Льюиса не было на это лето каких-то особых надежд. Днем они с Элис старались избегать друг друга, а затем оставалось лишь гадать, будут ли они с Джилбертом ругать его вечером или нет. Некоторые вечера получались лучше других, причем основными факторами, влиявшими на это, были наличие алкоголя и то, как родители настроены по отношению друг к другу. Он мог бы зайти к Эду, Тому или к близнецам, но отвык от этого за несколько лет, и считал, что сделать это ему будет не так просто.

По воскресеньям они всей семьей ходили в церковь, и Льюис нормально к этому относился, потому что привык ходить в школьную часовню каждый день. Стоя под дождем, он видел, как у ворот из своей машины выходят Кармайклы. У Клэр и Тамсин было по зонтику, а Тамсин еще прикрыла волосы шелковым шарфом. Он ее не видел все каникулы — первые две недели они с матерью постоянно пропадали в городе — и теперь, когда она взбежала на крыльцо церкви, со смехом снимая с головы свой шарф, одетая как настоящая женщина, и, более того, выглядевшая соответственно, он просто не мог оторвать от нее глаз. Единственной женщиной, которую он видел с тех пор, как у него появился интерес к женщинам, была их экономка, а она, естественно, была не в счет. Тамсин побежала в его сторону, и ему пришлось снова выйти на дождь, чтобы пропустить ее. Сдергивая шарф, она заметила его и бросила через плечо:

— О, привет, Льюис.

Всю службу он тайком смотрел на нее.

Она знала, что он смотрит на нее, она замечала всех, кто на нее смотрел, и это вовсе не смущало ее, наоборот, делало счастливой. Дождь так громко тарабанил по крыше, что голос викария едва можно было разобрать, даже напрягая слух. Было довольно холодно, так что от мокрых пальто шел пар. После службы все семьи разъехались на воскресный обед.

Льюис иногда думал о Тамсин, и когда через несколько дней он увидел ее с Эдом, а также всех остальных, идущих мимо их ворот в сторону леса, он вышел и присоединился к ним. Он не сходил по ней с ума, он просто хотел увидеть ее и убедиться, что она действительно так красива. Это подтвердилось. Близнецы казались прежними, как и Кит, за исключением того, что она подросла и у нее появились зубы на месте дырок. По крайней мере, хотя бы она была рада его видеть, а остальные, когда он к ним обращался, или отворачивались, или смотрели на него так, будто видели в первый раз. Тем не менее все они опять были вместе, шли по лесу в сторону реки, и Льюис все думал, куда именно они идут, и надеялся, что вскоре они сменят направление. Ему нравилось быть со всеми, смотреть на Тамсин было здорово, но лес действовал на него угнетающе, и ему хотелось отсюда поскорее выбраться.

Кит смотрела на Льюиса и пыталась вспомнить, каким он был перед тем, как стать таким.

— Можем пойти в Тарвиль, — сказал Эд.

— Слишком далеко, — сказал Фред.

— Слишком жарко, — сказал Роберт.

— Зато там хорошо купаться, — сказал Эд, улыбаясь Тамсин.

— Я не взяла купальный костюм. И никто не взял, — возразила Тамсин, догадываясь, что Эд сейчас фантазирует, как она выглядит в купальнике и без него, и улыбнулась ему.

— Тогда давайте вернемся, возьмем все необходимое и поплаваем, — предложил Эд.

Тамсин взглянула на Льюиса, который до сих пор не проронил ни слова. Он по-прежнему смотрел вниз и выглядел так, как всегда, — замкнутым и отстраненным. Она решила, что ей его ужасно жалко. Очевидно, он не хотел идти к реке, и со стороны Эда было бестактно продолжать настаивать на этом. В конце концов, все они не могли не помнить, что произошло с его матерью. В последний раз она (да и все остальные, как она полагала, тоже) видела его на Пасху; тогда было очень тепло, и Эд праздновал свой день рождения во дворе. Он пригласил Льюиса, потому что было бы невежливо не сделать это. Всем было очень весело, только Льюис все время молчал. Он вообще не произнес ни слова, хотя для такого поведения не было ни малейших причин. Было не удивительно, что он не ладит с людьми, но ей казалось, что зачастую он даже и не стремится к этому. «Интересно, — подумала она, — как он смотрится у себя в Харроу[10]»; мальчики оттуда, которых она знала, все были из старших классов. Он почувствовал, что она смотрит на него, и поднял глаза — и она тоже почувствовала его взгляд и отвернулась. Она думала: «Господи, ему же всего четырнадцать, я должна держать себя в руках, он ведь не тот, кого можно брать в расчет, это всего лишь ребенок! Эд что-то там сказал про купание, но почему он продолжает говорить об этом?»