Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взвесив все доводы «за» и «против», Вильгельм Канарис распорядился, чтобы к подъезду подогнали его автомобиль.
* * *
Два месяца назад Гитлер покинул замок «Бергхоф» – невероятно живописное местечко, расположенное в самом сердце Альп, неподалеку от Зальцбурга, откуда последние несколько месяцев проводилось руководство войсками, – и перебрался в Восточную Пруссию в «Вольфшанце».
Внешне распорядок дня Адольфа Гитлера не поменялся и оставался точно таким же, каковым был в «Бергхофе». Проспав до полудня, он вызвал к себе Теодора Мореля, личного врача, находившегося при нем с сорок первого года, чтобы тот сделал ему возбуждающий укол. Именно с него и начинался рабочий день, после чего фюрер удалялся в свой кабинет, где просматривал поступившие сводки и документы. Здесь же нередко завтракал.
Неожиданно, прервав обычный распорядок дня, в его кабинет вошел Мартин Борман.
– Мой фюрер, мы подправили все киноленты, не желаете взглянуть?
Адольф Гитлер недоуменно посмотрел на секретаря. Через секунду его лицо прояснилось. Просматривая отснятую кинохронику последних дней, он отметил, что лица солдат вермахта выглядят усталыми, и потребовал заменить их на кадры сорок первого года. А кадры, где были запечатлены разбитые немецкие танки и показаны отступающие немецкие войска, следовало вырезать! Хроника не должна носить пораженческое настроение, наоборот, она обязана подбадривать солдат на новые победы.
– Сегодня вечером посмотрим вместе, – пообещал Гитлер. Пододвинув листок бумаги, сказал: – Я тут немного исправил текст кинохроники. В следующий раз мне бы хотелось смотреть хронику без озвучки, – строго посмотрел Гитлер на секретаря. – Потом, на последней кинохронике я выгляжу сгорбленным и усталым, как какой-то старик… Эти фрагменты нужно уничтожить. Наш народ не поймет, если его фюрер будет выглядеть столь жалким.
– Все исправим, мой фюрер, – забрал Борман отпечатанные листки.
– И вот еще что, – попридержал Адольф Гитлер уже было собиравшегося выйти Бормана. – Ева мне сказала, что нам катастрофически не хватает работниц, для ведения хозяйства нужно еще восемь девушек. Они должны были прибыть в ближайшие дни, но почему-то задерживаются.
– Полагаю, что все дело в тотальной мобилизации. Поэтому они задерживаются.
– Вот что, Борман, мне приходится буквально из-под земли добывать целые дивизии, а вы не можете организовать приезд нескольких девушек для Ставки. Так что немедленно займитесь и этим.
– Завтра, в крайнем случае послезавтра, мой фюрер, они будут в замке, – пообещал Борман и незамедлительно вышел из кабинета.
До совещания оставалось немногим более часа, когда вдруг в его кабинет вошла Ева. Выглядела она заметно озадаченной.
– Что-нибудь произошло? – быстро спросил Гитлер, откинувшись на спинку кресла.
Так уж заведено было между ними, что они никогда не говорили о войне, что же в таком случае ее могло так озаботить?
– Я тут разговаривала со своими подругами, и все они очень расстроены…
– Чем же? – заинтересованно спросил Гитлер.
– В связи с тотальной мобилизацией в парикмахерских запретили делать маникюр и перманент.
– Женщины действительно страдают, – согласился Гитлер. – Я распоряжусь, чтобы в парикмахерских возобновили делать завивку и маникюр.
Ева просияла:
– Тогда я пойду их обрадую.
Девушка ушла, она была на редкость деликатна, что Гитлер невероятно ценил. Ева никогда не попадалась на глаза офицерам, не служившим в штабе Гитлера. Так что верная спутница всецело поддерживала в глазах немецкого народа его образ отшельника.
Постучавшись, в кабинет вошел личный адъютант Отто Гюнше.
– Мой фюрер, участники совещания уже подошли.
– Цейцлер тоже пришел? – спросил Гитлер.
– Так точно, мой фюрер, он только что прибыл из штаб-квартиры Восточного фронта.
– Это хорошо. Значит, он поделится с нами свежими новостями. Подошли все приглашенные?
– Да, в том числе Кейтель, Варлимонт, Йодль, Кортен.
– Скажите им, что я сейчас подойду.
– Еще прибыл адмирал Канарис, – Гитлер слегка поморщился, – по какому-то срочному делу.
– И что же у него может быть такого срочного? – с некоторым раздражением спросил Гитлер. – Уж не надумал ли Сталин запросить мира? – Отто Гюнше молчал и выжидательно смотрел на Гитлера. – В последнее время абвер поставляет в Генеральный штаб неточную информацию. Из-за этого мы потеряли инициативу на фронтах. Признаюсь, я бы вообще не хотел его принимать. Ему лучше переговорить с начальником штаба.
– Адмирал очень настаивает, фюрер, говорит, что только вы можете решить этот вопрос.
– Хорошо, пусть заходит. Но не забудьте предупредить, что у него всего лишь десять минут для доклада, меня ждут на заседании, – строго наказал Гитлер.
– Мой фюрер, у меня есть к вам личная просьба.
– Вот как? – внимательно посмотрел Гитлер на адъютанта. – Говори.
– Сейчас на фронте непростая ситуация, и я бы хотел отправиться на Восточный фронт и таким образом помочь родине и вам, мой фюрер.
После некоторой паузы Гитлер произнес:
– Неужели вы думаете, что на фронте принесете Германии пользы больше, чем здесь… Находясь рядом со мной?
– Мой фюрер, я здесь ничем не рискую, но мне бы хотелось свои знания и свой опыт применить на фронте.
– Вы боевой офицер, Отто… Я вас очень ценю. И вполне понимаю ваше желание быть на передовой… Какую бы вы хотели получить должность?
– Я бы хотел командовать ротой в танковой дивизии.
– Вы ее получите… Я распоряжусь, чтобы вы оказались в составе лейбштандарта СС «Адольф Гитлер»… Сейчас она как раз перебрасывается на Восточный фронт из Италии. Когда бы вы хотели выехать на фронт?
– Если это возможно, то я бы хотел выехать завтра.
– Хорошо, я подпишу приказ о вашем назначении… Но хочу сказать сразу, если мне не будет хватать вас… Я запрошу вас обратно. А сейчас пусть ко мне придет адмирал Канарис. Надеюсь, он не испортит окончательно мне настроение.
* * *
Адмирал Канарис прибыл в «Вольфшанце» около одиннадцати утра. Проделанную дорогу он считал напрасной тратой времени. Многие важные вопросы он обговаривал с Гитлером по телефону, но сейчас был тот самый случай, когда он должен был предстать лично. В последнее время фюрер целиком был захвачен подготовкой к Курской битве, и все его заседания проводились с учетом предстоящего наступления, которое должно было дать возможность фюреру добраться до нефти на Кавказе и до пшеницы на Украине.
Неожиданно в приемную заглянул секретарь Гитлера Мартин Борман и, не сказав ни слова, тотчас вышел. Это был дурной знак. С Мартином Борманом у адмирала Канариса были весьма прохладные отношения, что не мешало им любезно раскланиваться при встрече. Мартин принадлежал к тем людям, которых просто не переносило ближнее окружение фюрера, но тем не менее должно было мириться с его отрицательными чертами характера в силу того, что тот находился на хорошем счету у фюрера. В присутствии Гитлера Борман напускал на себя маску озабоченного человека, радеющего о государственном благе. Но стоило Гитлеру только отойти, как он превращался во взрослого сорванца, собственно, каковым он и был на самом деле. В «Вольфшанце» он открыто жил со своей молодой кокетливой актрисой, и его бедную чадолюбивую Герду оставалось только пожалеть.