Кое-как совладав со скользящей в пальцах тканью, она решительно спустилась с порога на тропу, тонущую в густой траве. Вокруг не было ни души, только откуда-то из-за дома раздавался гулкий размеренный стук.

Бен Хастингс колол дрова. Ветер обдувал голую спину, тяжелый колун летал в сильных руках. Между деревьев на растянутых веревках колыхалась выстиранная одежда, рубашка Джил мотала рукавами, как возмущенное клетчатое приведение. И все это вместе так слабо вязалось с каменной подземной страной, вороньими королевами и золотой леди, в чьем доме они оказались, что создавало ощущение полной нереальности происходящего.

Джил остановилась и какое-то время молча разглядывала охотника на фей. Подумала, что не отказалась бы от такого натурщика, когда серьезно занималась рисунком.

- Эй, — окликнула она его.

Хастингс обернулся. Улыбнулся чуть смущенно своей мальчишеской улыбкой, которая делала охотника младше на несколько лет.

— Леди Гвинет ворожит в холмах, — сказал Бен. — А я тут по хозяйству.

Он мотнул головой в сторону бельевой веревки и аккуратной поленницы дров. Джил вначале недоуменно моргнула, потом сообразила. Действительно, не думала же она, что хозяйка дома станет стирать их грязные носки.

— Спасибо, — сказала девушка.

— Устраивайся тут, — Хастингс небрежно махнул колуном, указывая на оплетенную вьюнком лавочку в тени нависающей крыши. — В доме не слишком уютно, когда там никого нет.

— Я заметила, — Джил кивнула. Подумала, что не будь она вчера такой усталой, едва ли бы заснула под аккомпанемент шепотков под потолком.

Она сходила за блокнотом с набросками и устроилась на лавке, поджав ноги. Ветер никак не хотел оставлять в покое юбку, но сейчас это показалось Джил скорее забавным, чем на самом деле мешающим.

Развлекаясь, она действительно сделала несколько набросков Хастингса и дала им шутливую подпись "Бенморский лесоруб". Невольно Джил подумалось, что эти наброски будут наименее странными из того, что поселилось в ее блокноте. Настроение стремительно испортилось.

Это было странное ощущение, похожее на занозу где-то глубже ребер, что-то средние, между ссадиной и сосущей пустотой, которую вызывает голод. Сейчас под открытым небом Джил неожиданно поймала себя на глухой тоске по каменному миру гвиллионов. Меньше суток они пробыли в сердце этого мира, и все, что ей осталось от него — память и внезапная тоска. Это неожиданно и даже как-то подло, потерять, не понимая, не осознавая потерю.

Хастингс смотрел на девушку сочувствующе. Больше он не улыбался.

— Догнало, да?

— Догнало, — это было правильное слово, и Джил кивнула.

— Рисуй, — сказал Бен. — Это хорошо, что ты рисуешь. Один рокер говорил мне, всякое творчество единственно помогает. А он неплохо разбирается в этих вещах.

— Надеюсь, что помогает, — девушка прикрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти каменный лес, через который они шли к гвиллионской княжне.

— Ну, как аспирин, если оторвало ногу, — судя по звукам, Хастингс вернулся к рубке дров. Должно быть, это был вид творчества, доступный охотнику на фей. Спрашивать про ноги и аспирин Джил расхотелось.

Она подумала, что они здесь все отравлены какими-то тайнами, только одни секреты уже успели покрыться налетом вековой пыли, а другие были совсем свежими. И болели.

Впрочем, когда Джил попыталась как-то вылить на бумагу все, что она контрабандой принесла с собой из заколдованных подземелий, ей действительно стало легче. Должно быть, у нее в запасе оказалось что-то более крепкое, чем аспирин. Или досталось ей меньше.

Карандаш бежал по бумаге, выхватывая из белой пустоты лица очертания пустого зала и силуэта гвиллионской княжны, почти человеческого в тени и совсем нечеловеческого там, где на гвиллионку падал безжалостный дневной свет.

— Слушай, — неожиданно сказала она. — А как с именами? Им же не хватит не всех названий камней и минералов.

— Не знаю, — выдохнул Хастингс. Поленце от удара колуна развалилось напополам.

— У любого, кто живет на Другой стороне, бессчетное количество имен и прозвищ, — золотоволосая леди шла к ним по дорожке среди травяного моря, в руках у нее была охапка сорванного кипрея. Сейчас, когда с ее лицо не происходило ничего странного, а седина в волосах была хорошо видна, Джил дала бы ей лет пятьдесят. — Каким из них назваться — дело случая, необходимости или минутного порыва.

Бен Хастингс неловко опустил топор, кашлянул, словно стесняясь, сказал:

— Я тут дров нарубил немного.

— Это славно. У меня три очага, и каждый должен гореть, — она улыбнулась. Джил вспомнила имя — Гвинет. Обычное человеческое имя, в котором вроде бы не должно было быть никаких тайн и никакого волшебства, тогда в лесу почему-то из уст Хастингс прозвучало как заклинание.

— Разговаривать лучше у очага, — продолжила женщина по имени Гвинет. Бен кивнул ей:

— Ага, мы сейчас.

Он с размаху вогнал топор в колоду, начал натягивать футболку. Джил нарочно промедлила, дожидаясь его. И когда хозяйка дома с тремя очага ушла, спросила тихо:

— Кто она, эта твоя леди Гвинет?

— Украденное дитя, — так же тихо отозвался охотник на фей. — Ее забрали в сиды ребенком. Потом она вернулась в мир людей… Тогда и случилось это.

— Это? — переспросила Джил.

— Старость, — Хастингс скривился.

— И ты искал для нее источник молодости?

— Да, но не потому, что меня просили. И не потому что жду чего-то в благодарность. Просто некоторые вещи должны быть сделаны.

Он махнул рукой, давая понять, что сказал все, что собирался сказать, и первым пошел к дому.

Три очага горели ровно и удивительно бездымно. Леди Гвинет устраивала цветы в высокой латунной вазе.

— Для вас тот очаг, что справа, — легко взлетела рука в ореоле широкого рукава. — Там лепешки и травяной отвар. Этот огонь принесли сюда с той стороны Границы, а руки мои — все же руки человеческой женщины, так что вам не будет вреда от этой еды.

— А два других? — Джил села на низкую скамеечку у огня. Бен Хастингс передал ей пшеничную лепешку, одуряюще пахнущую свежим хлебом.

— Тот, который посередине — для народа этих земель. И третий для приходящих из смерти или из Бездны.

От этих слов хозяйки в доме как будто потемнело и стало холоднее. Джил невольно придвинулась ближе к огню и торопливо откусила хлеб, чтобы не спросить еще что-нибудь лишнее.

— Теперь говорите вы, — Гвинет прошла между двумя очагами, правым и средним и села возле большого ткацкого станка.

— Знать бы еще с чего начать, — Хастингс задумчиво потеребил шнурок на шее.

— Ты все еще носишь с собой мой подарок? — золотоволосая леди улыбнулась.