Не учли вы там у себя пресловутый человеческий фактор, теперь пеняйте на себя. Все, кого можно было переманить, уже удрали на Запад, но те, которые остались, вряд ли клюнут на самые изощренные приманки. Лично я – нет. Ты пишешь, что меня встретят в США с распростертыми объятиями, но смею тебя заверить, меня ни объятия эти, ни сопутствующие материальные выгоды не привлекают. Я русский, Володя. Речь не о запутанных корневищах моего генеалогического дерева, в котором сам черт ногу сломит. Назови меня хоть татарином, хоть евреем, хоть хохлом, а все равно я – русский. Это так же верно, как то, что ты вопреки предкам и месту рождения никогда не был ни поляком ни, пся крев, россиянином. За сколько тебя купили? Нет, вопрос снимается. Плевать, за сколько. Важен факт. Ты продался, Володя, продался с потрохами. И никакие рассуждения о чистоте науки тебе не помогут. Стыдно рассуждать о чистоте с замаранными руками и запятнанной биографией. Стыдно и гадко.

Хотел, по мягкости своей интеллигентской, попросить извинения за резкий тон, но не стану. Ты не слов обидных заслуживаешь, а плевка в физию. Ведь ты вор, Володя. Подлый вор без стыда и совести. Ты не мозги свои штатовцам продал, ты плоды многолетнего коллективного труда продал. Обокрал множество порядочных людей, страну обокрал. Ну и как тебе в качестве вора и предателя живется?

Ты пишешь: замечательно живется. А я вот не уверен. Потому что не от широты душевной мне приглашение прислал. От безысходности. Вы там у себя лбом в стену уперлись, верно? Выпустили джинна из бутылки, а как совладать с ним, не знаете. То у вас торнадо не туда забурился, то цунами не там приключилось. А все, казалось бы, из-за ерунды. Да только не ерунда это. Слишком дорого обходятся вам мелкие просчеты.

Думаешь, я не понимаю, чего тебе от меня надо? Понимаю, Володя, отлично понимаю. Мы-то с тобой знаем, что ваша аляскинская база и наша нижегородская – близнецы-братья. Как написал бы в стихах твой знаменитый тезка: мы говорим «Харп», а подразумеваем – «Сура», мы говорим «Сура», а подразумеваем – «Харп». Иначе и быть не могло, учитывая, что строились вы по нашим расчетам и выкладкам. На чужом горбу в рай въехать хотели? Не вышло. И не выйдет.

Да, есть у нас уникальная программа, которая позволяет изменять климат на планете с точностью булавочного укола на карте. И суперкомпьютеры подходящие имеются. Оборудование, правда, не укомплектовано, но, даст бог, годика через два модернизируемся. И поглядим тогда, кто кого.

Но нашего программного обеспечения не видать вам как своих ушей, Володя. Ни я в эмиграцию не собираюсь, ни мои друзья-товарищи. Помнишь такое слово: товарищ? Вы там у себя все сплошь сэры или мистеры, не знаю, как правильно, а у нас товарищи сохранились. Истрепанное понятие, заезженное и скомпрометированное, но верное. Так вот, я и мои товарищи по работе со всей ответственностью заявляем, что торг в данном случае неуместен. Товар имеется, но он не продается. Так и передай своим хозяевам.

«До свидания» не говорю, поскольку мы никогда не свидимся. Прощай? Нет, не прощаю и сам прощения не прошу. Не желаю также здоровья, не кланяюсь и не успехов не желаю. Все. Точка.

Верещагин так и не отправил письмо Александровскому, ограничившись желчными излияниями на электронной странице. В принципе правильно поступил, потому что бывший коллега давно выполнил свою миссию и упокоился с миром на далекой американской земле, скончавшись от удара электрическим током. В России сказали бы: «Сгорел на работе». В Соединенных Штатах изрекли что-то другое, но сути дела это не изменило.

Александровский скончался, а к Верещагину от его имени обратился другой человек. Ответа, как уже отмечено, он не дождался, однако ответ был дан и он был прочитан. Далеко оттуда, куда первоначально адресовался. В восьми милях от центра столицы США.

США, Лэнгли, пригород Вашингтона,

штат Вирджиния,

штаб-квартира Центрального

разведывательного управления, 26 мая, утро

Шеф оперативного директората являлся одним из самых засекреченных сотрудников ЦРУ. Его фамилия – Джеймс Л. Пэвитт – была ненастоящей, а его фотография не подлежала обнародованию в прессе и отсутствовала на официальном сайте Управления. Однако под его началом находились сотрудники, которые не имели не только имен и лиц – даже штатных должностей и воинских званий. Они существовали исключительно в стенах ЦРУ и только в рабочее время.

Одним из таких служебных призраков являлся семидесятилетний Артур Пратт, моложавый старик с большими белыми зубами и пигментными пятнами на загорелой лысине. Он помнил не только те времена, когда его департамент скромно прозывался «директоратом планирования». Он помнил легендарного Аллена Даллеса и тот момент, когда главой ЦРУ был заложен первый камень в фундамент будущей штаб-квартиры. Строительство началось в 1957 году, а закончилось шесть лет спустя, день в день совпав с похоронами президента Джона Кеннеди. Стечение обстоятельств, разумеется. Смерть – это всегда трагическое стечение обстоятельств. Порой тщательно спланированных, но об этом мало кто догадывается.

Когда-то давным-давно Артуру Пратту было двадцать лет, он был достаточно наивен и, поступив на службу в директорат планирования, мало задумывался об обстоятельствах убийства Кеннеди. Да, он плакал, как большинство американцев, и даже приговаривал: «мы им отомстим», но понятия не имел, кому именно, а когда смекнул что к чему, то похоронил мысли об отмщении. Вместе с прочими юношескими идеалами и иллюзиями.

Романтика в работе сотрудника ЦРУ отсутствовала напрочь, хотя, возводя здание управления, Аллен Даллес позаботился о том, чтобы воссоздать на территории непринужденную атмосферу студенческого кампуса. Общая площадь «земли обетованной» американской разведки составляла сначала около 200, а потом и более 250 акров. Здесь обосновались 15 000 человек, обеспечивающих безопасность государства. Все они, впервые вступая в святая святых Управления – мраморный холл центрального здания, – по традиции склоняли головы и останавливались перед панно на полу, изображающим орла, восседающего над розой ветров. Прямо перед ними находилась Книга Памяти, выполненная в виде мемориальной доски с именами 65 сотрудников центральной разведки, погибших при выполнении заданий. Они перечислялись в хронологическом порядке, и половина из них состояла из звездочек, что свидетельствовало об особой секретности неизвестных героев. Отдать им дань уважения считалось большой честью.

Прошел через этот ритуал и Артур Пратт. Позже, когда в здание стали пускать шумные орды туристов, традиция приказала долго жить, но после 11 сентября вход посторонним снова запретили, и ветераны восприняли это как сигнал о возвращении старых добрых времен. Всякий раз, переступая порог штаб-квартиры, Пратт бросал взгляд на горделивого орла и мысленно желал ему раскинуть крылья как можно шире.

Его офис находился в новом корпусе, основанном Джорджем Бушем. Это был комплекс зданий из двух шестиэтажных башен, между которыми размещалось приземистое соединительное строение. Довольно нелепую архитектурную конструкцию соорудили после вопиющего случая, когда второй секретарь посольства России в Вашингтоне снял информацию из переговорной комнаты ЦРУ, прогуливаясь по Лэнгли с чемоданчиком, нашпигованным спецтехникой. На следующий же день архитекторы получили заказ, а на окна штаб-квартиры нанесли особый защитный слой, не только отражающий радиоизлучения, но и препятствующий считыванию информации с мониторов компьютеров. Кроме того, новые корпуса обнесли забором с датчиками сигнализации, а окна нижних этажей загородили террасой.