Среди справок и отчетов, врученных Пратту, имелись те, которые были распечатаны с дисков, но письма, аналитические справки, агентурные донесения и досье на агентов по старинке хранились в обычных папках. Это было удобно. Особенно для пожилых людей, берегущих зрение.

– Пресс-дайджест поднесут через полчаса, – доложила Пратту секретарша, принятая на работу пару месяцев назад.

Он уже стоял в проеме двери своего кабинета и не соизволил обернуться. Сказал, четко произнося каждый слог, каждое слово:

– Дайджест должен быть в офисе в десять часов до полудня, а не в одиннадцать и не в двенадцать. Это не моя прихоть, Джоан, это регламент. Ты ведь не имеешь ничего против регламента?

– Но ребята из медиагруппы…

– Я отлично знаю, что могли наговорить тебе эти умники. Что их мало, а российских газет много, что переводчики не успевают обрабатывать телевыпуски новостей, что в Интернете появляется множество новых изданий. – Пратт все-таки обернулся, расплатившись за это неприятным хрустом позвонков. – Но это их проблемы, Джоан. А с сегодняшнего дня и твои тоже. Или ты поставишь медийщиков на место, или потеряешь место сама. Объяснить тебе, чем это обернется лично для тебя?

– Нет необходимости, сэр, – сказала побледневшая секретарша.

Пратт понял, что она своего добьется. Не для того девушки проводят молодость в закрытых колледжах, чтобы перечеркнуть свою карьеру на начальном этапе. Сегодня же Джоан пройдет по всем инстанциям и заставит виновных в нарушении регламента выполнять свои обязанности должным образом. А как же иначе?

Не то чтобы Пратт до мелочей вникал во все эти ежедневные сводки новостей, но ему необходимо было чувствовать веяния в далекой России. Это помогало настроиться на нужный лад. Кроме того, уже один только порядок подачи новостей на ТВ позволял определить изменчивый политический курс Кремля. Например, если в заключительном сюжете дают репортаж о вручении «Оскаров», то Москва и Вашингтон не видят причин для разногласий. Если же всплывает грязная история об избиении родителями приемного русского мальчика, то жди осложнений. Нормальное явление, впрочем. Чего, как не осложнений, ожидать от заклятых врагов, прикидывающихся закадычными друзьями?

* * *

Усевшись в кресло, Пратт поместил корреспонденцию на правый угол стола, а перед собой положил два маркера и целлулоидную папку с ярлыком, гласящим: «Штормовые отряды. Подлежит возврату в сектор А12».

Всего секторов в Оперативном директорате насчитывалось сто с лишним, а работали в нем около 8000 человек, большинство из которых никогда не бывали в Лэнгли. Огромный отдел занимался добычей и первичной обработкой сведений, которые впоследствии передавались непосредственно в Разведывательный директорат. Артур Пратт ведал завершающим этапом отсева. В его функции входило изучение материалов на предмет подлинности и достоверности. До 1991 года его подразделение занималось исключительно Советским Союзом, затем сфера деятельности сузилась до Восточной Европы, наконец, Пратту пришлось переориентироваться на всю Россию, Ближний Восток и Северную Африку. Это нисколько не отразилось на качестве его работы. Под его началом находилось достаточное количество специалистов по конкретным странам и регионам. Эти парни знали свое дело.

В папку была вложена аэрографическая карта Нижегородской области, краткое резюме по программам «Харп» и «Сура», а также сокращенный вариант досье на Виталия Валентиновича Верещагина. Все это было Пратту известно досконально. Как и текст письма, возвращенный после повторной обработки экспертами.

Ничего особо важного они не откопали, просто сделали некоторые разъяснения в соответствии с запросами. Так, неизвестный тезка Владимира Александровского оказался советским поэтом Маяковским, «сабантуйчик» – пирушкой, а «физия» – производным от физиономии.

Первый вопрос, которым задался Пратт, звучал так: а возможно ли, чтобы один русский ученый не помнил отчества другого? Ведь русские относятся к своим полным именам весьма щепетильно, а на работе у них приняты официальные обращения. Вместе с тем Верещагин и Александровский общались только в молодости и сравнительно недолго. Так что незнание отчества вполне допустимо. Более того, оно косвенно свидетельствует о том, что послание писалось искренне и импульсивно.

Пратт пометил первый абзац желтым цветом, перечитал следующие два и, поколебавшись, снова пустил в ход желтый маркер. Слегка настораживало отсутствие грамматических ошибок в тексте, что было странно для нетрезвого человека. С другой стороны, Верещагин славился энциклопедическими познаниями и вряд ли был пьян по-настоящему. Слегка во хмелю, как говорят русские. Отсюда кураж и вольные обороты речи: «назюзюкался», «ноздря к ноздре», «глотайте пыль», «техника в руках дикарей».

Последнее выражение слегка покоробило Пратта, всегда относившегося к русским свысока. Это они являлись для американцев дикарями. Опасными, изобретательными, коварными, непредсказуемыми, но – дикарями, варварами. Оказывается, в их сознании произошли перемены. И от Артура Пратта во многом зависит, закрепятся ли они или же будут подавлены новыми комплексами вины и неполноценности.

Золотая молодежь? Человеческий фактор? Патриотизм? Все это пустые звуки. Как бы ни хорохорился Верещагин, на самом деле он завидует бывшему однокашнику. Это читается между строк, это ощущается по общему задиристому тону письма. Ключевая фраза самого большого абзаца: «Стыдно и гадко». Она адресована Александровскому, однако, скорее всего, стыдно и гадко самому Верещагину. У него просто не хватает мужества сбежать из России. Он боится за сына, за жену, за собственную шкуру. Это отравляет его существование. Невозможно жить, постоянно делая хорошую мину при плохой игре. Трудно засыпать, корчась от зависти, изнывая от невозможности получить то, что принадлежит тебе по праву. Вот главная причина агрессии, исходящей от Верещагина.

Пратт усмехнулся, но тут же нахмурился. Ненависть – самая грозная сила на земле. Никакие ядерные взрывы, никакие тайфуны и извержения вулканов не способны сравняться по мощи с обычной человеческой ненавистью. Русские были долго ущемлены в своей гордости и теперь во что бы то ни стало стремились поднять головы. Пройдет два года, как пишет Верещагин, и они получат в свое распоряжение опаснейшее оружие, от ударов которого не защититься базами на границах России. Сколько разрушительных ураганов способна выдержать Америка, прежде чем обездоленные взбунтуются, а черные возьмутся за ножи и пистолеты? Новый Орлеан показал, что от локальной трагедии до общенациональной катастрофы – рукой подать. Создатели «Суры» прекрасно осведомлены об этом. У них действительно появился шанс…

Но воспользоваться им русские не успеют.

Отложив желтый маркер, Пратт вооружился красным и начертал в правом верхнем углу письма аккуратный треугольник. Это означало, что Оперативный директорат не только подтверждает достоверность документа, но и призывает отнестись к нему со всей серьезностью.

Рядом с треугольником возникли красный восклицательный знак и латинская буква «А». Они были равнозначны рекомендации продолжать операцию «Storm Troops» в режиме повышенной активности или «экшн плюс», как говорили на сленге Лэнгли.