Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле постразводная стадия, которую я условно называю ДЕПРЕССИЕЙ, – это еще не сама болезнь, это депрессивное состояние, которое можно (и нужно) пережить. Еще раз скажу для тех женщин, которые любят сами себе ставить диагнозы, загуглив симптомы (то есть для себя): посетите врача, он легко диагностирует у вас наличие (или отсутствие, что скорее всего) депрессии.
Депрессия накрыла меня весьма планомерно и ожидаемо. Шли месяцы моего самоулучшения на стадии торга, я уже вылепила из себя идеальную женщину, а мой бывший муж все еще не спешил возвращаться. Он, как бумеранг, кинутый неумелой рукой новичка, улетел куда-то в кусты и пропал. Шли месяцы. Новостей не было. Новости появились, откуда я их совершенно не ждала. Мои родители привезли мне вишню. В тот год вишни было много, поэтому мама наспех распределяла спелые ягоды по всем родственникам. И вот моя мамуля – человек далекий от сплетен – вдруг, перебирая вишню, выдала:
– Свежие эти ягоды оставляю, а вот эти гнилые я выкину… Кстати, у своего бывшего мужа свадьбу видела?
Свадьбу?.. У них была свадьба. У меня никогда не было свадьбы. Была просто регистрация в загсе. Мы с ним мечтали сделать свадьбу где-нибудь на природе, чтобы шашлыки и песни. Свадьба без этих всех традиционностей, знаете. Без платья в пол, в обычном белом сарафане (я даже сшила его из куска трикотажа). Мечтали, чтобы просто наши друзья отлично провели время. Чтобы все было легко и по любви. Но на свадьбу нам каждый год не хватало денег. И поэтому свадьбы у меня не было. А развод, наоборот, был. Я на всякий случай подсела перебирать вишню к маме. И, постаравшись сделать голос максимально равнодушным, произнесла:
– Я же не подписана на них. Красивая свадьба?..
– Да ну, фигня какая-то, а не свадьба… На природе просто с друзьями шашлыки жарили. Вот, фотки же есть везде в Интернете. Платье у нее так себе, просто белый сарафан…
Мама услужливо развернула ко мне дисплей телефона. Я смотрела, не отрываясь, на фотографии и ненавидела ее! Она украла у меня мою свадьбу! Она украла у меня мое платье! Она украла у меня мою жизнь! Я отложила мамин телефон в сторону и продолжила перебирать вишню. Я не заплакала. Не заистерила. Я в этот момент просто эмоционально умерла.
В тот вечер я нарушила свое непреложное правило и зашла на страницу к (теперь уже) официальной жене моего бывшего мужа. Я исступленно листала фото и видео. Мой бывший муж стоял с микрофоном в руках и пел своей новой жене: «Для меня нет тебя прекрасней…» Это была наша с ним песня. Моя и Его. Все восемь лет он пел эту песню МНЕ. Всегда пел. Всегда для меня. Это МЕНЯ для него нет прекрасней! Это МОЙ взор он ловит напрасно! Это Я, как виденье, неуловима…
«Когда я впервые увидела своего мужа, я сразу решила, что он станет моим! Я ведь женщина-огонь, я беру все, что мне хочется!» – радостно щебетала моя бывшая подруга с очередного видео, сидя рядом с Ним в машине по пути в загс. Я тихонечко увела звук видео и почти беззвучно сказала: «Когда ты впервые увидела Его, он был женат на мне. И после этого твоего „решила“ он еще два года жил со мной. А ты все это время приходила к нам в дом, играя роль подруги. Мы готовили с тобой кексы. Я красила тебе волосы. Я утешала тебя, когда твой мужик бросил тебя. Я сидела с твоим сыном от первого брака, пока ты бухала с моим мужем в палатках на озере… Как так можно поступать с людьми… Я же просто хотела дружить…» Я даже не знаю, что было больнее: потерять мужа или потерять единственную подругу. Я зажмурилась в надежде, что сейчас хлынут слезы и потушат эту женщину-огонь, которая не прекращала радостно щебетать о своем счастье, и мне станет легче. Слезы не хлынули. Легче не стало.
Стадия депрессии в моем случае затянулась на долгие месяцы. На этом этапе я уже не обесценивала проблему, как при отрицании, не злилась на себя и бывшего мужа, как в стадии гнева и обиды, не пыталась все исправить, как в предыдущей стадии торга, я просто медленно умирала.
Угнетенное настроение наступает, когда отрицание, гнев и торг не приносят никаких результатов. Я чувствовала себя неудачницей, уровень самооценки опустился ниже самой нижней точки Марианской впадины. Я начала избегать общения с людьми, не доверять им. Это было самое сложное время, потому что я резко перестала доверять и мужчинам (ведь мой муж ушел от меня), и женщинам (ведь он ушел к моей подруге). Я также на всякий случай не доверяла своей свекрови, которая, как мне казалось, недостаточно сильно переживала распад священного брака ее сына. Единственные два человека, которым я доверяла, были мои родители.
На их плечи свалился первый год после моего развода и двое семилетних пацанов, которых я (когда становилось совершенно невыносимо) отправляла к бабушке и дедушке. А оставшись одна, я занималась двумя своими любимыми делами: я ела и читала. И еще двумя вынужденными делами: писала сценарии и ездила в хоккейный клуб на работу, потому что нужно было на что-то жить. Но даже на рабочем месте я продолжала читать книги о том, как отпустить свою боль, как пережить депрессию, как стать другим человеком. А я не хотела становиться другим человеком, я хотела становиться собой. Той прежней веселой женщиной, которая верила в любовь, счастье и прочую неактуальную ныне ерунду.
Все, о чем я тогда думала: «Мы расстались с мужем, и теперь он счастлив, а я нет, у него есть полная семья, а у меня – нет. Значит, проблема была во мне». Забегая вперед, могу сказать, что на данный момент я до сих пор не замужем, но подозрительно часто чувствую себя счастливой. Тут бы надо было написать что-то типа: «А мой муж скатился совершенно, попал в рехаб и изменяет своей новой жене с ее матерью», но я не напишу. Потому что, если честно, понятия не имею, где сейчас мой бывший муж и с кем он поживает. Возможно, он даже счастлив и нарожал кучу детей. (Да, детей, которых бывшие заводят без моего участия, я измеряю кучами.) Меня крайне веселит возможность говорить о бывшем муже в ироничной манере, а не с той болью, которая сквозила тогда, в депрессивной стадии моего переживания развода.
Итак, вернемся в тот депрессивный год (хотя не особо хочется вступать в это эмоциональное болото еще раз). Я обреченно влачила свое убогое существование, и два существования моих детей я тоже как-то влачила. Периодически на меня накатывала волна паники, что, если вдруг я потеряю работу (одну из трех), то не смогу оплачивать счета ЖКХ, школу, покупать еду и опека отберет у меня единственное, что я люблю в этой жизни, – моих детей! Это была депрессия, помноженная на панику. И если паника хоть как-то помогала мне работать, то депрессия приходила вечерами и оставалась со мной до утра. Вся одетая в струящиеся шелка, сидела Депрессия со мной за столом, смотрела, как я пью чай или печатаю сценарий, качала головой и тихо говорила:
– Все зря, Наташ. Ты никто, просто признай это. Твой муж после расставания с тобой стал чемпионом Высшей Лиги. А ты сидишь в пригороде Челябинска и пишешь сценарий Последнего звонка для школьников. Ну и кто из вас проиграл?
– Заткнись, блин, заткнись, – бормотала я. – Я стану известным сценаристом…
Депрессия опять покачала сизой головой и снисходительно произнесла: