Дехорн и я двинулись вперед, осторожно пробираясь мимо горящих домов. Мы старались держаться подальше от дороги, так как она постоянно простреливалась пулеметным и оружейным огнем. Повсюду лежали убитые русские, тела многих из них были ужасно изуродованы взрывами наших снарядов. Тут мы встретили солдата из роты Титьена, у него было пулевое ранение в плечо. Вместе с ним мы вошли в полуразрушенный дом, который, правда, не горел. Уцелевшая после попадания в него снаряда половина дома была пустой. Пулеметная очередь хлестнула по фронтону дома и по балкам.

– Внимание! Все в заднюю комнату, там безопаснее! – крикнул я.

Через несколько минут сквозное ранение плеча было обработано. К счастью, кость была не задета. Чтобы снять боль, я сделал солдату укол морфия, и вскоре он почувствовал себя лучше.

– Здесь самое подходящее место для батальонного перевязочного пункта, – сказал я Дехорну, а затем обратился к раненому: – Скоро здесь появится унтер-офицер Вегенер! Дождитесь его и передайте ему, что он должен оборудовать здесь перевязочный пункт!

Дехорн закрепил над дверью белый флаг с красным крестом, и мы снова двинулись в направлении выезда из деревни, где бой был в самом разгаре. Плотный вражеский огонь заставил нас использовать для укрытия все, что можно. В некоторых местах нам пришлось даже ползти по-пластунски. Передвигаясь таким образом, мы добрались до остатков деревянного моста. От моста остались лишь торчавшие из воды деревянные сваи и несколько поперечных балок. Весь перешеек находился под интенсивным перекрестным огнем противника, который велся из многих огневых точек, находившихся на противоположном берегу. И лишь большой дот слева, находившийся ближе всего к мосту, которого мы больше всего опасались, оставался нем и не подавал признаков жизни. «Толстушка Лина» хорошо выполнила свою работу. Зато дот, расположенный справа от моста, непрерывно отстреливался из всех видов оружия. Кроме того, его активно поддерживал своим пулеметным огнем третий дот, находившийся позади него на берегу озера.

Подступы к мосту были буквально усеяны телами мертвых красноармейцев. Тела еще двоих русских, наполовину погруженные в воду, свисали с деревянных мостовых раскосов. Эти солдаты погибли от огня из своего же дота, когда пытались перебраться на другой берег.

Противотанковые пушки Ноака были подтянуты ближе к мосту. Одно из его 37-мм орудий вело непрерывный огнь по сильно поврежденному, но продолжавшему оказывать на удивление упорное сопротивление доту справа от моста. В одну из амбразур этого дота попал снаряд, выпущенный из противотанковой пушки, и на ее месте теперь зиял огромный пролом. Теперь наши артиллеристы посылали в этот пролом снаряд за снарядом.

Снова повалили клубы густого черного дыма, перевалив через дорогу, непроницаемая пелена затянула весь перешеек. Темные фигурки замелькали в клубах дыма и устремились к мосту. В одной из них я узнал обер-фельдфебеля Шниттгера! Видимо, он со своими бойцами собирался преодолеть канал по уцелевшим обломкам моста, перепрыгивая со сваи на сваю и с одной уцелевшей поперечной балки на другую. Я изо всех сил старался не упустить отважных бойцов из виду. Однако густой дым, укрывавший их от русских, окопавшихся на другом берегу этого наполненного водой рва, вскоре скрыл их и от моих глаз.

Прошло несколько томительных минут. Затем дым начал медленно рассеиваться. Шниттгер и бойцы его штурмовой группы уже карабкались по склону на противоположном берегу канала. Под прикрытием облака дыма часть солдат переправилась через него вплавь, а часть перебралась на другую сторону по торчавшим из воды обломкам моста. Теперь они подбирались к упорно сопротивлявшемуся правому доту. Но мимо нас снова проплыло облако дыма, и они опять скрылись из вида. Сквозь дым и гарь до нас донесся треск немецких автоматов и взрывы гранат. Очевидно, штурмовая группа Шниттгера вела рукопашный бой с красноармейцами, которые занимали позиции между дотами. Дым снова рассеялся, и мы увидели на другом берегу еще больше немецких солдат. 37-мм противотанковые пушки Ноака прекратили огонь по правому доту, и теперь наши огнеметчики направили струи огня в амбразуры дота. Этого оказалось достаточно – он замолчал.

И хотя третий дот, находившийся правее на берегу озера, все еще продолжал яростно отстреливаться, наши саперы в мгновение ока положили на поперечные балки полуразрушенного моста длинные, узкие доски. И теперь одна боевая группа за другой устремились по этой импровизированной переправе на другую сторону канала. Пулеметным огнем из третьего дота были подстрелены два бойца, они упали с мостков в воду и утонули. Однако поток наших солдат, бегущих по мосту, не прервался ни на секунду.

Мы услышали, как с другого берега несколько раз прозвучал призывный крик: «Санитары! Санитары!» Я подумал о беспомощных раненых и уже не мог больше оставаться в своем укрытии. Вместе с Дехорном я бросился со всех ног к мосту. Мы побежали вперед, отчаянно балансируя на узких планках. Над нашими головами непрерывно свистели вражеские пули, но, к счастью, ни одна не задела нас. Оказавшись на противоположном берегу, мы остановились на несколько секунд, чтобы перевести дух, а потом, тяжело дыша, стали карабкаться по крутому склону к правому доту, который наши огнеметчики только что заставили замолчать. Окоп, находившийся прямо перед дотом, был занят нашими солдатами. Сразу за ним была глубокая воронка, образовавшаяся от взрыва снаряда, выпущенного из нашей 211-мм мортиры.

– Всех раненых сюда! – крикнул я и спрыгнул в воронку. В край воронки Дехорн тотчас воткнул белый флаг с красным крестом.

Трое легкораненых сами сползли в воронку, а еще одного солдата, раненного тяжело, принесли на плащ-палатке его товарищи. У него оказалось сквозное ранение легкого. К счастью, пуля не задела ни одного крупного кровеносного сосуда. Я сделал ему укол успокоительного и велел лечь на бок.

– Лежите абсолютно неподвижно! – сказал я ему. – Только при соблюдении полного покоя кровотечение может прекратиться!

На носилках принесли еще одного солдата. У него было тяжелое ранение в горло, и он сам находился в полубессознательном состоянии и, видимо, уже потерял очень много крови. Его пульс почти не прощупывался, и было непонятно, сможет ли он вообще выкарабкаться. Возможно, лишь немедленное переливание крови могло бы дать ему еще один шанс. К счастью, у меня был с собой аппарат Брауна – Мельзунгена для переливания крови в полевых условиях – надо было попробовать спасти раненого бойца.

– Срочно донора! – крикнул я одному из санитаров-носильщиков из 10-й роты. – Донора! С первой группой крови!

– Откуда ты это знаешь? – услышал я голос Штольце. Солдат с ранением в горло был из его роты.

– Первая группа подходит всем! – ответил я. – Но что это за кровь у тебя самого на руке?

– Да ничего серьезного! Простая царапина!

И действительно это оказалось легкое касательное ранение, которое я перевязал, пока мы ждали донора. Еще во время нашего пребывания в Восточной Пруссии я распорядился установить группу крови каждого военнослужащего 3-го батальона. Для упрощения дела я хотел использовать в качестве доноров только солдат с идеальной для переливания первой группой крови. Я проверил всех таких бойцов на сифилис, а потом составил список с указанием фамилии и подразделения. Но Мюллер знал все эти фамилии наизусть. И хотя при этом мы совершенно не учитывали резус-фактор крови, у нас почти никогда не было никаких осложнений при переливании крови в полевых условиях на передовой.