Как известно, у всех военнослужащих войск СС была татуировка с указанием группы крови, которую накалывали на правое предплечье. (Так у автора, в действительности татуировка накалывалась на левое предплечье с внутренней стороны. – Пер.) Это было очень практично: с первого взгляда врач мог определить, кровь какой группы нужна раненому и доноры с какой группой крови имеются в его распоряжении. Правда, позднее эта татуировка означала для многих военнослужащих войск СС, попавших в плен к русским, неминуемую смерть. С помощью этой татуировки их можно было легко опознать среди других военнопленных вермахта, и русские часто хладнокровно расстреливали их.

– Черт бы побрал этот проклятый третий дот! – проворчал Штольце. – Эти парни ни на минуту не прекращают стрельбу! Пока что мы обошли его, чтобы позднее выкурить их оттуда. Так как время от времени их пули все-таки попадают в цель!

Неожиданно Штольце исчез, а передо мной уже сидел донор. Это был вестфалец крепкого телосложения из Липперланда с венами как у лошади. Он оказался одним из первых, кто подобрался к доту, и вот теперь он опять был первым, кто сдавал кровь для своего боевого товарища. Вестфалец с улыбкой посмотрел на меня и сказал:

– Берите у меня столько крови, герр ассистенцарцт, сколько вам надо! У меня ее достаточно!

Мы чувствовали себя в нашей глубокой воронке в относительной безопасности. Немецкая артиллерия все еще продолжала вести огонь на разрушение по второй линии вражеских укреплений, но и русская артиллерия отвечала массированным огнем. К счастью, их снаряды не рвались в непосредственной близости от нас. Лишь вражеские пулеметы снова и снова посылали свои очереди у нас над головой, и нам приходилось постоянно пригибаться в своей воронке. Неожиданно совсем рядом раздался оглушительный грохот. Взрыв был такой силы, что игла чуть было не выскочила из вены солдата.

– Что это было? – спросил я его.

– Это наш Шниттгер! – с невозмутимым видом ответил донор. – Только что он взорвал стальную дверь четвертого дота! Если русские хотят удержать Шниттгера снаружи, им потребуется что-нибудь покрепче, чем их пресловутая русская сталь!

По его лицу было видно, что он очень гордится своим обер-фельдфебелем.

После того как я перелил тяжелораненому 500 миллилитров донорской крови, его уже посиневшие губы порозовели, а пульс стал более стабильным, и наполнение его улучшилось. Я отпустил коренастого вестфальца и ввел раненому еще 500 миллилитров физраствора, хлорида натрия. Пульс пациента уже почти пришел в норму, и теперь его жизни не угрожала непосредственная опасность. После того как я еще раз проверил давящую повязку, я с огромной осторожностью так закрепил ее на шее, что теперь ни при каких обстоятельствах не могло возникнуть сильное кровотечение.

Из всего гарнизона второго русского дота в живых остался только один боец. Однако он получил такие тяжелые ожоги от струи огнемета, что вряд ли можно было надеяться на то, что ему удастся выжить. Я дал перевязочный материал двоим русским пленным, которые, по их словам, немного разбирались в оказании первой медицинской помощи, и поручил им перевязать своего тяжелораненого товарища, а также позаботиться о других раненых русских.

Тем временем все роты нашего батальона переправились на восточный берег канала. Вслед за этим они развернулись в цепь, чтобы атаковать тыловые укрепления линии Сталина. Но самая тяжелая работа была уже выполнена! Перешеек у деревни Гомели был захвачен с ходу, а самые боеспособные и мощные вражеские доты выведены из строя. С помощью нескольких русских пленных наши саперы минут за сорок построили новый прочный мост на обломках старого деревянного моста. Теперь по нему уже медленно перевозились первые пехотные орудия.

Оказав медицинскую помощь всем раненым, находившимся в нашей воронке, Дехорн и я бегом вернулись в деревню на батальонный перевязочный пункт. Перед его дверью стояли наши лошади Макс и Мориц, запряженные в телеги.

– Ну вот и славно! – сказал я Дехорну. – Мюллер уже здесь! Все идет по плану!

Мы направились к входу в заднюю комнату, и я позвал Вегенера. Однако никто не отозвался. В дверном проеме показался встревоженный Мюллер.

– Унтер-офицер Вегенер ранен… в голову! – сообщил он.

Я не на шутку встревожился и поспешил вслед за Мюллером. Вегенер лежал на полу на охапке соломы вместе с другими ранеными. Он был в сознании, но его пропитанная кровью повязка свидетельствовала о том, что у него очень серьезное ранение. Я осторожно размотал бинты и снял временную повязку. Пуля вошла в затылок с правой стороны, прошла через голову и вышла через правый глаз. Я был рад, что при этом у Вегенера не наблюдалось никаких признаков паралича, однако никак не мог понять, как такое могло случиться с ним в деревне Гомели, где уже не осталось ни одного красноармейца.

– Как это произошло?

– За домом! – слабым голосом прошептал Вегенер. Ему было трудно говорить, и он замолчал.

Мюллер продолжил:

– Здесь, за домом. Вегенер хотел принести еще соломы, и, когда он нагнулся, пуля попала ему в голову. Я стоял рядом и втащил его в дом!

«Как же бедняге не повезло! – подумал я. – Получить шальную пулю в голову, когда бой за Гомели уже давно закончился!»

Правый глаз Вегенера был полностью выбит выстрелом. Только верхнее веко и несколько клочков окровавленного мяса еще висели над глазной впадиной. Нижнее веко и часть скуловой кости отсутствовали. Входное отверстие в нижней части затылка оказалось совсем небольшим, и кровотечение было незначительным – всего лишь слабое капиллярное кровотечение из мелких сосудов. Я наложил на голову Вегенера свежую повязку, которая оставляла открытым левый глаз. Потом сделал укол для улучшения кровообращения и ввел болеутоляющее средство.

– Правого глаза у вас больше нет! – сказал я. – Но, не считая этого, в остальном специалисты снова приведут вас в порядок! Будете как новенький! К счастью, мозг не задет, и вскоре вы научитесь видеть левым глазом так же хорошо, как раньше видели обоими. Ну, не унывайте, дружище, – для вас война закончилась!

Прибыла наша санитарная машина. Между тем Вегенер заснул, и его пульс был вполне удовлетворительным. У остальных пациентов ранения были легкие, и Мюллер быстро оказал им медицинскую помощь. Вместе с Дехорном я запрыгнул в санитарную машину, чтобы сначала забрать раненых из воронки. Вегенера мы собирались забрать на обратном пути. Легкораненые должны были дожидаться следующей санитарной машины.

Наша санитарная машина осторожно поехала по только что возведенному новому мосту. Тем временем прекратился огонь и из третьего вражеского дота. И хотя Штольце рассматривал этот дот как свою личную добычу, окончательно сломить сопротивление гарнизона этого дота в конце концов удалось Больски. Он возглавил несколько бойцов из роты Шульце и атаковал бункер в лоб. Это была отчаянно смелая акция, но она завершилась полным успехом. Что касается личного мужества, то Больски честно заслужил свои шпоры в боях у деревни Гомели.

Теперь наша артиллерия направила свой огонь на перешеек у деревни Далецкое, находящейся в трех километрах восточнее, а вражеские батареи, в свою очередь, открыли ответный шквальный огонь. Правда, когда мы загружали раненых в санитарную машину, русские стреляли где-то в другом месте, и нам можно было не опасаться. Состояние тяжелораненого, которому было сделано переливание крови, оказалось вполне удовлетворительным. Это обрадовало меня больше всего остального, что произошло в это богатое на события утро. Ведь когда я увидел его впервые, то посчитал, что он вряд ли выживет.