Я предложил ей сесть напротив в удобное кресло, распорядился, чтобы ей принесли кофе, и, разглядывая ее, даже склонил голову набок, как если бы приготовился слушать ее долго, несколько часов.

Она была свежа и прекрасна, розовый румянец заливал гладкие щеки, глаза ее, цвета пропитанной солнцем осенней листвы, блестели. Золотистые волосы были слегка растрепаны, словно она приехала в кабриолете и ветер наполнил их утренней прохладой.

Она говорила с легкой улыбкой на лице, как человек, заранее знающий, что у него все получится и что если не сложится здесь, в нашей архитектурной конторе, то к ее услугам будут наши конкуренты.

Она показала мне фотографии полуразрушенной дворянской усадьбы, которых в России осталось не более трехсот. Память о царском времени, о праздной и красивой жизни избранных, о вкусе тогдашних архитекторов и нескромных желаниях хозяев. Мысленно я задавал ей один и тот же вопрос: в вас забурлила дворянская кровь? Эта усадьба имеет отношение к вашей родословной? Но так и не спросил. И правильно сделал, потому что она достала из своей папки рисунки – схемы, план, какой ей видится отреставрированная усадьба, и я чуть не свалился со стула, на котором сидел, пересев к ней и ее бумагам поближе. Внутренность усадьбы была разделена ее решительным карандашиком на пятьдесят отдельных небольших комнат плюс какие-то подсобные помещения, огромная кухня, терраса, балконы и хозяйственные постройки на заднем дворе усадьбы. Подняв на меня свои большие глаза, она попросила меня сохранить наш разговор в тайне, поскольку не хотела, чтобы кто-то узнал о ее проекте раньше времени.

– Но и не рассказать вам, во что я хочу превратить этот дом, почти дворец, я тоже не могу, потому что это жилище довольно специфично… Это дом для пятидесяти художников, оставшихся за бортом жизни.

– Художников?

– Я имею в виду художников в широком смысле этого слова, – уточнила она. – Для творческих людей, оставшихся без крова или средств к существованию. И для тех, кто сам пожелал бы жить там, понимаете?

– Это хорошо, что вы объяснили мне, кто там будет жить, поскольку это имеет большое значение, – произнес я.

– Вы – первый, к кому я пришла, я читала о вашем бюро в Интернете, смотрела портфолио, и мне очень понравились ваши работы. Не скрою, я посмотрела и одну из ваших последних работ вживую, на Петровском бульваре, вы там отреставрировали особнячок, просто сказка! Вот поэтому я здесь.

– Хорошо, мы подготовим вам свой проект перепланировки, несколько вариантов отделки, вы посмотрите, выберите, и тогда начнем работать.

Она так улыбалась, что стены в комнате становились светлее, и солнце, словно раздвинув ветви качающихся за окнами тополей, залило все вокруг. Я смотрел на нее, и желание прикоснуться к ней, потрогать ее шелковистую кожу, чтобы убедиться, что она женщина, а не солнечное видение, охватило меня. И мне не было уже дела ни до усадьбы, ни до проекта, ни до чего. Я мысленно усадил ее к себе на колени и целовал розовые губы, зарывался лицом в золотистые волосы. Ни одну женщину я так не желал, как ее. Когда же она назвала мне свое имя, уже перед самым уходом, я вдруг понял, что более гармоничного существа, которому бы так подходило это тягучее, медовое и роскошное имя Эмма, в природе не существует.

Эмма. Эмма Китаева. Золотой с оранжевым и зеленым орнамент на старинной фреске – вот как я воспринимал ее имя.

Она ушла, заполнив комнату ароматом своих духов и сухим постукиванием каблучков, и я некоторое время не мог поверить, что на меня свалилась такая громада счастья – возможность снова увидеть ее, слушать ее голос, дышать одним с ней воздухом. Любовь наполнила меня невиданной силой, и я сам, лично готовил варианты проектов, долгими часами чертил, рисовал, а потом переносил на экран компьютера свои фантазии.

Я ничего не знал об Эмме, но хотел знать все, поэтому нашел человека, который быстро собрал о ней информацию: кто она, с кем живет, чем занимается, все-все! И вот уже через пару дней на моем столе лежали профессионально сделанные снимки Эммы, большие цветные фотографии ее нежного лица, ее порывистых движений, ее озабоченного взгляда, улыбки…

Она была образованная молодая женщина, не успевшая стать журналисткой по воле случая, но ставшая владелицей уютного кафе «Эмма» в Кузьминках. Конечно же, я поехал туда в надежде увидеть ее, поймать ее взгляд. Я завтракал, обедал и даже ужинал там, не узнанный, сидящий в полумраке за огромной пальмой прожорливый посетитель, не сводящий взгляда с барной стойки, уверенный, что она должна появиться именно оттуда. Лишь через два дня мне повезло и я увидел ее, но не у бара, она вошла в кафе уверенной походкой, с полевыми цветами, к ней тотчас подлетела официантка и приняла из рук букет, отошла в сторону и принялась разбирать на маленькие букетики, которые потом на моих глазах ставила в прозрачных вазочках на столики с белыми скатертями.

– Эмма! – тихонько позвал я ее, когда она спустя полчаса снова появилась в зале, но уже в длинном зеленом фартуке. Волосы ее были заколоты высоко на затылке.

Она повернула голову, увидела меня, и я заметил, как она смутилась и какими-то нервными движениями словно стряхивала с фартука брызги воды, застыла передо мной.

– Вы? Что вы здесь делаете?

– Пожалуйста, присядьте! Я приехал, чтобы увидеть вас.

Вообще-то я не собирался признаваться ей в этом, хотел сказать, что просто проезжал мимо, голодный, и решил перекусить в первом попавшемся кафе. Но кто-то умный внутри меня не позволил мне совершить эту глупость.

Она присела рядом.

– Знаете, а я тоже хотела видеть вас… – Ее лицо порозовело, она улыбнулась, и я увидел ее белые зубки. Чудесная женщина, настоящая красавица!

Мгновенье счастья, переполнявшего меня, когда я услышал ее признание, было прервано появлением назойливой, как мне тогда показалось, официантки, которая с видом доверенного лица хозяйки что-то шепнула ей на ухо. Эмма кивнула головой, и та отошла.

– Я женат, но это ничего не значит, – зачем-то сказал я, и теперь уже была моя очередь краснеть.

– А я не замужем. – Она смешно сморщила свой аккуратный носик, как бы извиняясь за то, что еще свободна.

– Я хотел бы встретиться с вами.

– Ну вот поедем в Сухово, там и встретимся! – И снова эта обворожительная улыбка.

Она согласна была на свидание, понял я, и решил, что она дает мне шанс.

– Эмма, такое красивое имя. – Я подрядился произносить глупости, одну за другой.

– Ну да, Эмма Бовари… Это в честь нее меня так назвали… – И она тихонько расхохоталась. – Ладно, Борис Константинович…

– Борис! Зовите меня просто Борис! – взмолился я.

– Ну хорошо, Борис. Мне надо идти. Привезли продукты, я должна все проверить… Кстати говоря, как вам наше кафе, меню? Что-нибудь понравилось?

– Не то слово! Венгерский гуляш…

– Паприкаш, – мягко поправила она меня. – Венгерский паприкаш, этот рецепт я привезла из Венгрии.