— О, — сказал Пэн, — конечно, за углом здесь должен быть трактир «Желудок льва». Там подают отличную печень и великолепное пиво. — Они завернули за угол, и Трикитак сказал: — Бросьте взгляд сюда!

— Стану я разбрасываться ВЗГЛЯДАМИ! — возмутился Смит. — Я БРОШУ, a кто-то чужой его ПОДНИМЕТ? Показывайте лучше, где этот «Желудок льва»?

— Да вот же он! — сказал Пэн и толкнул деревянную дверь с большущей львиной мордой из кованого железа. Крутые ступеньки вели вниз, и оттуда, с самого дна погребка, поднимались ароматы всевозможной снеди.

— Ах, — сказал Смит, усаживаясь за стол, — вон в той бочке из мореного дуба должно быть недурное пиво.

Друзья заказали себе по отбивной и по кружке пива. Потом еще по одной кружке. И еще по одной. Потом эсквайр велел принести печень с хрустящими ломтиками картофеля, немного жареной форели и еще четыре кружки пива.

— Не многовато ли? — спросил Пэн. — Вы подумали, Смит, дружище, ВО ЧТО ВСЕ ЭТО ВЫЛЬЕТСЯ?

— Мы найдем, во что, — успокоил его Смит. — Если в Честерфилде есть трактир, значит, должны быть и другие полезные заведения.

Друзья постепенно развеселились, и Смит стал рассказывать Пэну, как это здорово, когда у тебя есть корова со звездой во лбу. С белой звездой… Во лбу? Да, во лбу… А еще она с двумя рогами… Нет, с двумя хвостами… Нет, все-таки с двумя рогами и одним хвостом.

— Знаете, сэр, мне нравится этот трактир «Печень тигра», — сказал эсквайр, — только вот если бы эти столы не вертелись… Безобразное столоверчение!

— Дружище, Смит, — сказал Пэн, — «Желудок льва», понятно вам? «Желудок льва», а не «Печень тигра». Кстати, о львах…

Пэн Трикитак сказал: «Увы!

Не знаю, отчего,

Но мне сегодня снились львы

И больше ничего.

Нет, не сегодня, а вчера,

Во сне, а может, нет,

Играл я с ними до утра

На улице в крокет». —

«О, сэр! — вскричал эсквайр Смит, —

Зачем, скажите нам,

Употребили вы «увы»

По отношенью к львам?

Любой здесь оскорбится зверь,

Тем паче наши львы.

Они действительно теперь

К вам не придут, увы!»

Тогда, взволнованный, в ответ

Воскликнул Пэн: «Увы!

Ведь я не доиграл в крокет,

Точнее, я и львы!

Да-да, я чувствую, пора

Немедля, так сказать,

Ко львам вернуться во вчера

И с ними доиграть». —

«Ну что ж, — заметил мило Смит, —

Конечно, если львы

Вчера не скушали крокет.

Увы! Увы! Увы!»

— Но, кажется, нам надо уходить… — неуверенно сказал Пэн, глядя на двух эсквайров, сидевших перед ним. Они были очень похожи, эти Смиты, поэтому Пэн, чтобы не обидеть ни одного, обращался к обоим по очереди. — Мы ведь, кажется, зачем-то сюда приехали? — спросил он у левого эсквайра.

— А зачем? — ответил правый. — Здесь так хорошо! Давайте останемся жить в этих «Кишках носорога»…

— Нет-нет, друзья! — урезонивал Трикитак обоих Смитов. — Надо идти. Мы здесь и так, должно быть, БИТЫЙ ЧАС ПОТРАТИЛИ!

— Почему БИТЫЙ? — хором возразили эсквайры. — Кем он БИТЫЙ? И мы не ЧАС потратили, а деньги, сэр, деньги ПОТРАТИЛИ!

— Ну, пойдемте же, дружище, a то я не в своей тарелке.

— Надо вам было захватить сюда СВОЮ ТАРЕЛКУ, — сказал Смит, и они расплатились за еду и пиво. То есть Пэн расплатился — он просто отдал хозяину деньги вместе с бумажником.

Потом друзья долго поднимались по крутой лестнице, очень долго, гораздо дольше, чем спускались. Несколько раз они почему-то снова оказывались на каменном полу харчевни и опять карабкались наверх.

— У меня голова ИДЕТ КРУГОМ, — пожаловался красный, как рак, эсквайр.

— Никуда не отпускайте ее, Смит! — посоветовал Пэн. — Она может к вам не вернуться…

Наконец друзья выбрались на улицу, отыскали скамейку, плюхнулись на нее и долго сидели, греясь на солнышке.

— А люди-то, люди идут куда-то, несут что-то… — сказал Смит.

— Да ведь это ярмарка, Смит! — крикнул Пэн. — Вспомнил! Ведь мы с вами на ярмарку приехали!

— Ну да, за коровой, — согласился Смит.

— Кажется, кроме коровы, что-то еще нужно было…

— Вроде бы удобрения… для витрины сэра Уотлиба…

— Вот именно! — воскликнул Пэн. — Золотая голова у вас, эсквайр! — И он полез в карман за бумажником. Но бумажника не было. — Ай-яй-яй… — сказал Трикитак, вспомнив, где оставил деньги.

— Где же ваш бумажник, сэр? — спросил Смит.

— Тц… тц… тц… — покачал головой Пэн. — ДАЛ Я МАХУ…

— Мы столько лет раскланиваемся с вами, — с обидой сказал Смит, — а вы отдали деньги не мне, а какому-то господину Маху…

Пэн объяснил Смиту, что ему не стоит обижаться. Они пошли и купили два мешка удобрений и три застекленные витрины.

— Там разберемся, для кого… — сказал Трикитак. Правда, деньги на все это пришлось занять у Смита. Просто оторвать чуть ли не с руками. Эсквайр держался за карман и стонал:

— Моя корова!

— Ничего не сделается с вашей коровой! — кричал Пэн. Он нес на плече витрины, а два мешка удобрений пришлось взвалить на Смита. — Ну, что еще? — спросил Пэн. — Кажется, поливочный шланг… для Джонни?

— Да, поливать бабушку…

— И трещотку для миссис Буль…

— И пиявки для дяди Тома…

— И спицы для сэра Уотлиба Чарли, чтобы он прикалывал ими к картонке стрекоз…

По мере того, как Пэн вспоминал обо всех поручениях, денег на корову становилось все меньше и меньше. И наконец Смит достал из кармана последние два фунта.

— Все, — мрачно сказал он. — Все, что осталось от моей коровы.

— Но зато мы купили дюжину новорожденных черепашек, — ободрил его Пэн. — Кто их заказывал? Кажется, бабушка Джонни?

Багровое солнце медленно опускалось за башни и шпили Честерфилда. Друзья сели в тот же темно-зеленый пригородный поезд.

— Моя корова, — вздыхал Смит, сгибаясь под тяжестью мешков с удобрениями, стирального корыта и поливочного шланга. — Моя мечта… Ах, я НЕ НАХОЖУ СЕБЕ МЕСТА!

— Да что вы, эсквайр, — удивился Пэн, запихивая в карман вылезшую черепашку, — мест сколько угодно, мы одни в вагоне, садитесь, пожалуйста, к окну.

Эсквайр сидел у окна и грустно смотрел, как мимо проносятся зеленые лужайки с белыми цветами, домики под черепичной крышей, прозрачные ручейки… И вдруг он подскочил и крикнул: