— Давай я помешаю кашу, а ты его успокой. А то сейчас весь дом перебудит, — пробурчал Бессараб.

Лиля пожала плечами и аккуратно положила ложку на блюдце.

— Как хочешь, — хмыкнула она равнодушно и отошла, нежно поглаживая сына по спине.

Иван взял ложку, как эстафетную палочку, и принялся энергично мешать ложкой. "Увидел бы кто меня за этим занятием", — мысленно усмехнулся он. — Особенно пацаны из роты спецназа. Боевой командир варит манную кашу. Обхохочешься"

Краем глаза он наблюдал за женщиной, которую, как оказалось, никогда не переставал любить. Лиля ходила по кухне и приговаривала на ухо сынишке то ли стишок, то ли скороговорку. Ребенок успокоился. Каша сварилась. Лиля поставила ее остужаться.

Потом она кормила сына, а Иван, молча, сидел рядом и смотрел заворожено.

"Только бы не прогнала" — И от этой мысли не смел даже пошевелиться. Почему-то подумалось, что такой сценой могло начинаться каждое утро в его жизни. Если б он тогда позволил ей все объяснить, а не прогнал от себя, как шелудивую собаку. Но ничего не повернуть вспять. Но стоит попытаться снова завоевать ту, что любила его без памяти. Ведь любила же. Еще как. Пока проклятый Цагерт не заставил ее лжесвидетельствовать.

"Эх, Лилька-Лилька, почему ты пошла на поводу у этого типа?" — в который раз мысленно сокрушался Иван, интуитивно понимая, что время для таких вопросов еще не настало. Сейчас главное — не дать ей снова уйти из его жизни. А все остальное поправимо.

Молчание затянулось.

Малыш ел с аппетитом, заглатывая ложку за ложкой белой вязкой массы.

— Как его зовут? — вдруг поинтересовался Иван, словно набравшись храбрости.

— Миша, — коротко бросила Лиля, не глядя на него, тем самым давая понять, что не расположена к светской беседе.

— Поздновато вы с Иштваном решились, — ляпнул он, не подумав.

— До этого не могли, Света сильно болела, — просто оповестила Лиля. Как-будто ни на что не намекая, а только сообщая факты.

— Мы должны поговорить… — не выдержал Бессараб.

— Нет, — перебила она спокойным голосом. Именно так говорят с провинившейся прислугой. — И послушай, пожалуйста, меня. Нет ни каких "мы", нет ничего, что тебе и мне требуется обсудить, кроме воровства у тебя на работе. И мне наплевать, что ты, наконец, что-то узнал.

— Я… — попытался возразить Иван.

Но она цыкнула на него, не дав договорить:

— Оставь меня, пожалуйста, в покое. Сейчас это единственное, что мне нужно.

— Я хочу помочь тебе.

— От тебя я помощи не приму, — холодно заявила Лиля, даже не поднимая глаз, словно вся жизнь сосредоточилась на этой дурацкой каше. Тарелка опустела. Лиля поднялась вместе с ребенком и, залив водой грязную посуду, направилась к двери. Иван стоял, облокотившись о косяк, и, когда она поравнялась с ним, загородил дорогу, попытался притянуть к себе.

Лиля отпрянула, как от прокаженного:

— Не смей прикасаться ко мне.

Иван послушно отошел в сторону.

— Извини.

— Откуда ты взялся на мою голову, — в сердцах бросила она и гордо удалилась.

Дом спал. Пришлось снова вернуться в зал и растянуться на диване. О том, чтобы поспать, уже и не мечталось. Он услышал наверху ее шаги. Сначала она прошла вглубь комнаты, видимо, положила ребенка, а потом заметалась, как птица в клетке. Затем шаги стихи, а с улицы потянуло табачным дымом, немного терпким и душистым, каким обычно пахнет от крепких дорогих сигарет.

"Отчего ж ты не спишь, моя красавица?" — мысленно воодушевился Иван, догадавшись, что Лилька так же взволнована сегодняшней встречей, как и он сам. А значит, еще не все потеряно.

Она уложила сына и принялась взад-вперед ходить по комнате. Босые ноги неслышно ступали по паркету. Затем Лиля вышла на террасу и, усевшись на пол, закурила. Слезы лились по щекам, с каждой затяжкой все сильнее.

— Иштван, миленький, что же ты натворил, а? Зачем полез в осиное гнездо, да еще разворошил его? Денежек захотелось срубить по-легкому? А о нас ты подумал? Знаю, что подумал. Знаю, что для нас старался. Жить-то теперь как дальше? — Лиля глубоко вздохнула, пытаясь унять слезы, но ничего не вышло, и она расплакалась с новой силой. Когда рыдания кончились, и слезы, пробежав дорожками по щекам, высохли, и сил уже не осталось, чтобы оплакивать, она тупо уставилась в одну точку. Ее взгляд зацепился за ротанговое кресло, стоявшее в стороне от основного гарнитура. Лиля вспомнила, как пару лет назад этот самый набор плетеной мебели стоял во дворе, и Иштван нога за ногу сидел таком же кресле, пил коньяк и смеялся. Она словно воочию увидела тот вечер, раскрашенный закатом в теплые тона, круглый стол, ломившийся от шашлыков, раков, огромных помидоров "бычье сердце" и зелени. Лиля тогда, не дождавшись к столу остальных, стащила кусочек шашлыка и съела, как конфетку. Горячее мясо обжигало язык, в животе толкался Мишка, и жизнь казалась такой чудесной.

— Я самая счастливая, — заявила она мужу, а он потянулся к ней и радостно чмокнул. Нельзя, нельзя вслух говорить такое. Даже думать нельзя.

Где оно теперь, это счастье?

В комнате заворочался малыш, позвал спросонья. Лиля встала и на ватных ногах пошла к сыну. Легла рядом на двуспальную кровать, где, развалившись, спал их с Иштваном сыночек, и чуть слышно поцеловала ребенка в висок.

— Спи, мой хороший, — прошептала она. Малыш, не просыпаясь, перекатился на бок, уткнулся ей грудь. — Счастье мое. Ты и Света. Только отца вашего больше нет с нами, — пробормотала она, закрыв глаза. Опять начали душить слезы и скатываться в уши, но Лиля не обращала на них внимания, боясь пошелохнуться и разбудить сына. Постепенно ее сморил сон, чуткий и тревожный, сквозь который она слышала, разговоры мужчин во дворе, работающий двигатель и шум открывающихся ворот, выпускающих автомобиль из говоровского двора. Оставалось только надеяться, что Иван уехал и больше не вернется.

— Между вами раньше что-то было? — полюбопытствовал по дороге на работу Стас у задумавшегося Бессараба.

— Да, — добродушно отмахнулся тот, улыбаясь. Хоть остаток ночи он провел, размышляя, что предпринять дальше, настроение казалось превосходным. Вижу цель — следую к ней.

— Серьезное что-нибудь, или так, шуры-муры? — не унимался Стас.

Хотелось послать его или посоветовать следить за дорогой. Но Иван решил завербовать себе союзника.

— Заявление в загс чуть не подали. И Света — от меня, — признался Иван и посмотрел на Стаса. Ему стало интересно, какую реакцию на собеседника произведет его признание.

— Что-то помешало? — бесстрастно полюбопытствовал Говоров. Ивану почудилась издевка в его голосе.

— Сверни на повороте, заедем ко мне. Нужно переодеться, — велел он, игнорируя вопрос.

Родной дом встретил ароматами кофе и выпечки.