Вот почему Май Ли избегала меня. Я проигнорировал отпечатанный на пишущей машинке листок, который он мне протягивал.

– Ты допрашивал мою домработницу! По какому праву?

Мой гнев его совершенно не смутил.

– Застала она тебя с этой женщиной, да или нет?

И снова я промолчал. Шапиро не стал настаивать.

– Я не требую письменного признания. Ты волен спать, с кем тебе хочется. Только, если Ольга была твоей любовницей, разъясни мне некоторые вещи. Ты уже оказал ей любезность, избавив от тюрьмы, а теперь еще хочешь прикрыть ее бегство.

– Это неправда.

– Тогда где она?

– Я ничего об этом не знаю.

– Как так, не знаешь?

– Ничего не знаю, вот и все.

– Она тебе ничего не говорила до того своего исчезновения?

– Нет.

– Так ты видел ее перед тем, как она сбежала?

– Да не видел я ее! – воскликнул я вымученно. – Она не приходила с понедельника. Что она делала потом, я не знаю.

– Сожалею, но я тебе не верю.

– У тебя есть еще свидетельские показания и доказательства, чтобы опровергнуть мои слова?

Он указал мне на толстую стопку информационных распечаток на своем столе.

– Это банковские операции, которые Макс Монтиньяк осуществил за последние недели, – сказал он. – Семь миллионов франков, сняты с разных счетов, включая Швейцарию и Люксембург. Он опустошил все, что только мог. И не для того, чтобы погасить долги. Он готовился покинуть Францию, прежде чем судья предъявит ему обвинение. Что стало с этими деньгами? Мы ничего не нашли в его сейфе на авеню Монтеспан. Или он спрятал их где-то еще, или их забрал, а скорее, забрала его убийца Ольга знала о планах своего мужа, догадывалась, что он хотел от нее отделаться. Полагаю, она говорила тебе об этом на ваших… сеансах. Дальше все ясно. Она убивает мужа и сбегает с деньгами. С ее точки зрения, это компенсация за все, что он заставил ее вынести. Во всяком случае, это версия, которую я поддерживаю.

– Вот что называют совокупностью предположений, основанных на вероятности, – заметил я.

– Твое участие в этой истории тоже очевидно. Ольга рассказала тебе о своих планах. Я признаю, что ты, должно быть, пытался отговорить ее, но безуспешно и, возможно, не слишком сильно старался. Потому что, по сути, это убийство тебя устраивает. Монтиньяк – негодяй. Какие угрызения совести можно испытывать с таким человеком, как он? Его жена – твоя любовница. Он угрожает ее убить. Это уже достаточно веская причина, чтобы его устранить, не так ли? А тут вот еще: он собрал себе в дорогу что смог, и у тебя как раз по горло проблем с деньгами. С этого момента круг замыкается. Конечно, это не ты стрелял, я считаю, что ты не способен никого убить. А Ольга – да. Итак, ты приютил ее у себя дома, пока она не нанесла ему решающий удар. Чтобы не обнаружилось, что ее «Ланча» стоит рядом с твоим домом, ты оплатил ее штрафы за неправильную парковку. А когда Ольга убила мужа, ты помог ей сбежать. Я ошибаюсь?

Он посмотрел мне прямо в глаза, чтобы оценить произведенный его словами эффект. Я опешил. Он сам верил в эту сказку или собрал ее, как мозаику, из разных деталей, чтобы вынудить меня признаться в преступлении?

– Если ты не хочешь усугублять свое положение, – продолжил он, – тебе лучше сказать мне, где вы договорились встретиться.

– Мы можем на этом остановиться, – ответил я. – Если ты убежден в том, что я соучастник Ольги в этом убийстве, тебе остается только арестовать меня. Я лишь хочу позвонить адвокату. Это мое право, не так ли?

Шапиро посмотрел на меня с задумчивым видом. Потом взял пепельницу и вытряхнул ее содержимое в корзину для бумаг.

– Я действительно мог бы задержать тебя здесь, – сказал он, – но вопреки тому, что ты думаешь, у меня нет никакого желания преследовать тебя. Мы старые друзья, и в данный момент я не располагаю ничем, кроме домыслов. Напротив, я прошу тебя остаться в зоне досягаемости полиции и не покидать Париж, не предупредив меня. Ну вот, теперь можешь вернуться к себе.

Он не пожал мне руку, и снова у меня возникло ощущение, что он выбросил меня за дверь своего комиссариата.

Долго ждать не пришлось. Почти сразу после моего возвращения из комиссариата приехала полицейская машина техпомощи, чтобы увезти «Ланчу». Нельзя сказать, что гололед облегчил им работу. Тем не менее место ее освободилось – никакая другая машина не заняла его, – и это нарушало стройную линию автомобилей на стоянке. Словно дырка в беззубом рте. Что Шапиро надеялся найти в этой машине? У меня не было ни малейшего понятия об этом, полицейская рутина, видимо. Во всяком случае, он не знал, где находилась Ольга, и, вероятно, был убежден, что я приведу его к ней. По какой еще другой причине он бы меня отпустил?

Мне было выгодно избавиться от нее. То, что я не сказал Шапиро о ее смерти, квалифицировало меня как убийцу. Гипотеза, которая подтвердила бы убийство Макса и особенно исчезновение семи миллионов. Удар грома средь ясного неба – я становился серийным убийцей. Сначала убил Ольгу из-за семи миллионов, потом ее мужа. Раз я уже прикончил Ольгу, то и убийцей Монтиньяка мог оказаться только я. А мотивы? Об этом не стоило беспокоиться, они найдутся. Логика прокурора не слишком отличалась от рассуждений Монтиньяка. Не могло быть и речи о том, чтобы попасться.

Я знал только один способ избежать этого. Он вызывал у меня отвращение, и Злибовик, скорее всего, его осудит, но у меня не было выбора.

Было два часа утра, идея уже достаточно сформировалась у меня в голове. Возвращаясь из комиссариата, я зашел в магазин инструментов, чтобы купить ломик, и теперь точно знал, что собираюсь делать.

Сначала я спустился, чтобы удостовериться, что внизу нет полицейского, следящего за домом. Холод пробрал меня до костей. Вся жизнь, казалось, исчезла. Герострат, должно быть, эмигрировал куда-нибудь в более мягкий климат. Фонари отбрасывали тусклые отблески, которые еще больше подчеркивали тишину и безлюдность пространства. Я обошел улицу, не обнаружив никого, кто выглядел бы наблюдающим за окрестностями.

Вернувшись, я вытащил Ольгу из-под кушетки. Несмотря на все меры предосторожности, я не смог помешать началу разложения. Кислый запах стоял в кабинете. Ольга пробыла там слишком долго. На кончиках ее пальцев уже появился мертвенный фиолетовый оттенок. Это зрелище не заинтересовало меня, но мои движения могли бы быть и более точными и результативными. Тогда я поднялся наверх за пледом. Странный ритуал, который требовал, чтобы мертвый был скрыт от посторонних глаз, даже если в два часа утра в разгаре зимы не было никакого риска кого-нибудь встретить. Я завернул Ольгу в плед и подтащил ее к выходу. Проверив, нет ли кого на лестнице, вызвал лифт. Было относительно легко разместить ее внутри. Настоящие трудности ждали меня снаружи.

«Вольво» был припаркован перед лицеем, а это значило, что мне придется пересечь авеню. В такую погоду проделать эту операцию с трупом на спине не так-то просто. Приехав на первый этаж, я положил Ольгу на правое плечо и пересек холл здания, опасаясь наткнуться на припозднившегося соседа. Этого не произошло, и я благополучно выбрался на улицу.