Из-за сильного холода снег покрылся ледяной, чрезвычайно скользкой коркой. Я не обратил на это внимание, когда выходил на разведку, но с Ольгой на спине это было совсем другое дело. Осторожно продвигаясь, я достиг края тротуара. Впереди разделительная полоса показалась мне неприступным островом, отрезанным от остального мира поблескивающим в свете фонарей шоссе. Зеркальная поверхность, преодоление которой было опасным предприятием. Если мне оно удастся, в тех же условиях придется пересечь и вторую часть дороги. Это казалось выше моих сил. Тем более что Ольга все больше давила на плечо. Следовало бы переложить ее на другое, но я еле сохранял равновесие, малейшее движение могло привести к падению. К тому же я не подумал надеть перчатки, пальцы закоченели, и я чувствовал себя неспособным владеть своими руками. Но вернуться назад с Ольгой, – об этом я даже думать не хотел.

Я вышел на шоссе. Земля была еще более скользкой, чем я опасался. Ноги у меня разъезжались, и я сам не понял, как растянулся посреди дороги. Если бы ехал автомобиль, я неминуемо угодил бы под колеса. К счастью, машин не было, и я продолжил двигаться, вцепившись в свою ношу, я был уверен, что никогда не достигну разделительной полосы. Однако чудо произошло, и я все-таки до нее добрался. Посыпанный здесь гравием, снег показался более рыхлым, во всяком случае, не таким ненадежным. Я со вздохом облегчения положил Ольгу на землю. Первая половина пути меня измотала, но оставалась еще вторая, до «Вольво», припаркованного на другой стороне улицы.

Я немного отдохнул, затем снова взвалил Ольгу на спину. Она осталась в той же позе, в какой я ее тащил, согнутая, как лошадиная подкова, затвердевшая на холоде, ее было бы невозможно разогнуть. Плед, в который я ее завернул, тоже стал ледяным и твердым. Он казался частью ее самой. Я огляделся, нет ли поблизости машин, и предпринял второй переход, надеясь, что чудо повторится.

Но, как известно, дважды не бывает. Внезапно нога соскользнула в сторону, и я тяжело упал на спину, выпустив из рук Ольгу. Она выкатилась из пледа, и, скользя по льду, как по дорожке в боулинге, остановилась у машины, припаркованной в десятке метров, да так и осталась там, привалившись, с полностью расстегнутым пиджаком, ноги широко расставлены, будто возвращалась с попойки.

Я хотел забрать ее оттуда, но едва поднялся на ноги, как снова упал. После нескольких бесплодных попыток я предпочел ползти по льду. Только так я добрался до нее, схватил ее за ногу и, как игрок в хоккей, ведущий перед собой шайбу, отправил ее по льду к «Вольво». Она двигалась с точностью бильярдного шара и достигла моей машины с двух или трех толчков. В это время раздался шум мотора. Я поскорее добрался до Ольги, открыл дверцу машины со стороны водителя и затолкал ее на кожаные сиденья.

И вовремя: полицейский автобус с зажженными фарами только что въехал на авеню. Его присутствие в этом безлюдном месте казалось нелепостью. Он медленно двигался. Видимо, водитель был больше занят тем, чтобы машина не скользила на льду, чем наблюдением за кварталом. Поравнявшись с «Вольво», он немного сбросил скорость. Несколько лиц повернулись в мою сторону, и он медленно удалился к улице Малезерб. Несмотря на холод, я весь вспотел. Рядом со мной Ольга носом уткнулась в приборную доску. Я пошел открыть багажник, вернулся за ней, кое-как дотащил по льду и затолкал внутрь. Подобрал плед, лежавший посреди дороги, и сунул его к Ольге Сел за руль и включил зажигание. Но не тут-то было. Мотор слабо заурчал и заглох окончательно и бесповоротно. Еще несколько попыток были столь же безуспешны. Уныние охватило меня: было так же напрасно пытаться завести эту машину, как и вернуть Ольгу к жизни.

Будто для того чтобы подтвердить диагноз, рядом кто-то заплетающимся языком сказал:

– Лучше оставьте это, шеф. Аккумулятор, должно быть, совсем разрядился. Неудивительно на таком холоде.

Подняв голову, я увидел склонившегося надо мной Герострата.

Он был в своем костюме Деда Мороза, что придавало ему причудливый вид. Можно было бы подумать, что сумка, которую он волочил за собой, была полна игрушек.

– Что вы здесь делаете? – спросил я изумленно.

– Заканчиваю работу Деда Мороза, – ответил он, – слишком много водки в голове. Меня выгнали с работы, но оставили костюм. Тогда я пошел за провизией. Он показал мне полную сумку. Дошел до самого Батиньоля,[12]чтобы найти спиртное, представляете! Я там знаю кое-кого, он мне ни в чем не отказывает, сколько бы ни было времени. Большой глоток согревает. И вот я здесь.

– И как долго вы уже здесь?

– Достаточно, чтобы увидеть, как: вы ехали по льду со своим одеялом.

– Это все?

– А что было еще?

Я не ответил, и он заметил:

– Ваш «Вольво» не заведется. По такой погоде аккумулятор не выдерживает. То же самое, что и с «Ланчей» вашей пациентки. Я был в «Жане Барте», когда ее увезли. Вот так.

Он облокотился на дверцу моей машины, в его дыхании чувствовался запах алкоголя. Мне стало не по себе. Я мог бы поклясться, что он знал больше, чем старался показать, и давал понять мне это маленькими намеками, внешне невинными.

– Даже если подтолкнуть этот драндулет, – сказал он, – это ничего не даст. Недостаточно тока. Нужен новый аккумулятор.

– Хорошо, – сказал я, вылезая из машины, – завтра посмотрим.

– Я мог бы вам помочь. Теперь, когда я больше не работаю Дедом Морозом. И потом я разбираюсь в аккумуляторах.

– Спасибо, но я уже достаточно взрослый, чтобы справиться самому.

– Как скажете, шеф, – сказал он, прикладывая палец к колпаку Деда Мороза – Всегда к вашим услугам, но поверьте мне, это работа не для интеллектуала.

Потом он ушел, весь одетый в красное, волоча за собой мешок. Дед Мороз! Я внезапно вспомнил слова Шапиро в комиссариате: «Наверное, Дед Мороз оплатил штрафы Ольги». Но зачем бы ему это делать? Кроме того, откуда у него деньги? Он не выглядел так, будто купался в золоте. Я тревожно наблюдал, как он исчезает в тумане. Другой вопрос, гораздо более важный, занимал мой ум: видел ли он только, как я подбирал плед, или всю сцену целиком?

В любом случае, эта ночь была потеряна. Из-за аккумулятора я был обречен ждать до завтрашнего дня. Если только Герострат не предупредит полицию. Однако даже если он что-то видел, я не думал, что он это сделает. У него были другие планы, в этом я был уверен.

Я поднялся к себе, допил бутылку скотча и, как накануне, заснул смертельно пьяный, даже не раздевшись. На этот раз ни женщина ни подушка не потревожили мой сон.

Мне снилось, что было темно, я на кладбище – том самом, которое я видел за окном особняка Макса в предыдущем сне. Со мной был мужчина, одетый Дедом Морозом. Мы бесцельно бродили среди могил, декламируя стихотворение Верлена:

В старинном парке, в ледяном, в пустом,

Две тени говорили о былом.