Еще через некоторое время из госпиталя вышел тощий красноармеец, а за ним Оксана, опиравшаяся на плечо здоровяка. Девушка что-то сказала крепышу, и тот, удовлетворенно кивнув, шагнул за деревья, связанные разросшимися кронами и растянувшиеся в длинную цепь.

Некоторое время Романцев выжидал, а когда стало ясно, что они ушли далеко вперед, подошел к распластанному часовому:

— Чего разлегся, Сорочан? Вставай! Еще простудишься ненароком.

Часовой, почесывая затылок, поднялся:

— Крепко меня старшина вдарил. Неужели только кулаком?

— Кулаком, не переживай. Шишку просто заработаешь.

— Тяжелая у него рука. Такое впечатление, что кувалдой лупанул! Ну, хоть за дело-то пострадал?

— Да, сержант, за дело.

— А кто видел, как я падал?

— Оксана видела через окно, а еще молодая пара, что за госпиталем наблюдала.

— Уж не тот ли раненый, что с сестричкой миловался?

— А ты глазастый, он самый!

— Как тут такое не заметить? Меня прямо завидки брали, когда деваха к нему все льнула и плечиком прижималась. Вот, думаю, почему так другим везет? Мне уже тридцать пять скоро, а вот такой дивчины, как эта, у меня отродясь не бывало. Значит, наш план сработал, товарищ капитан?

— Сработал, сержант, теперь дело за Игнатенко.

— Старший лейтенант Игнатенко не подведет, он свое дело знает.

Романцев вернулся в штаб, устроившись за столом, вытащил из папки несколько белых листочков и принялся составлять срочное сообщение в Главное управление.

Написав, внимательно перечитал:

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

«Начальнику 3-го отдела ГУКР «СМЕРШ» НКО СССР полковнику Утехину Г. В.

Донесение о ходе операции «Чужой».

Жительница села Хватки Романюк Оксана Григорьевна, арестованная за убийство троих сотрудников НКВД, после ранения была помещена в госпиталь № 241 под присмотр оперативных сотрудников «СМЕРШ» — сержанта Сорочана и рядового Ткачука.

В результате оперативных мероприятий выяснилось, что на следующий день после помещения арестованной Романюк О. Г. в госпиталь за ней бандеровцами было установлено круглосуточное наблюдение.

«Легендированное» похищение Романюк О. Г. произошло успешно. В настоящее время операция «Чужой» переходит в завершающую стадию. Согласно разработанному плану, с ней работают старший лейтенант Игнатенко и старшина Щербак.

За ходом операции ведется скрытое наблюдение оперативниками военной контрразведки.

Начальник отдела контрразведки «СМЕРШ» 71-й дивизии капитан Романцев Т.».

Тимофей отнес донесение в шифровальный отдел и распорядился немедленно отправить его в ГУКР «СМЕРШ».

Откуда-то навалилась усталость, прошедший день прошел нелегко. Сняв с вешалки телогрейку, Романцев сложил ее вчетверо и положил в изголовье. Затем стянул с раскаленных ног сапоги, лег на кушетку и почувствовал невероятное облегчение во всем теле. Ложе получилось небогатым, но большего он и не желал. Запоздало подумал о том, что не выключил настольную лампу, и вот теперь ее свет назойливо бил по глазам, а сил, чтобы подняться и погасить ее, у него более не оставалось. Еще через минуту Тимофей провалился в глубокую вязкую темноту и перестал замечать и невыключенный свет, и прочие неудобства.

Почти всю ночь колесили через лес, к дороге выехали только под самое утро, когда на горизонте едва забрезжило. Порой ненадолго сворачивали к обочине, чтобы переждать движение бронетехники (на передовую двигалась немалая сила: танки, тягачи, самоходки) и лихо пылившую пехоту, а затем следовали дальше, погоняя приунывшую лошадку.

Всю дорогу Оксана ехала молча, лишь однажды, когда стороной обошли большое село, поинтересовалась:

— Де вы меня заховаете?

— Скоро узнаешь, — буркнул старшина.

На небольшой хутор, стоявший на пересечении двух проселочных дорог, приехали, когда было часов восемь утра. Девушка не спала почти всю дорогу, без конца посматривала по сторонам, на-деясь не пропустить появление Гамулы. Но милок так и не объявился. Когда бессонница и события прожитых дней вконец отобрали у нее силы, она задремала, укрывшись рогожей. Проснулась только тогда, когда возница бодро скомандовал:

— Стоять, родимая! Все, приехали, — показал он на дом, стоявший рядом.

В горницу Оксана вошла, едва волоча ноги. От предложенной тарелки с клецками отказалась, лишь испила из крынки холодного молока и спряталась в отгороженный занавесками закуток, где тихо уснула на громоздком сундуке, устеленном ватным одеялом. Иной раз, оказавшись во власти неведомых сновидений, она причмокивала губами и слегка улыбалась. Кто знает, может быть, в этот самый момент она миловалась со своим ненаглядным.

Хозяином хаты был крепкий жилистый старик, назвавшийся Демидом, типичный хохол, с седыми и длинными, едва не до самых плеч, усами. Несмотря на возраст, выглядел он щеголевато. Сорочка на нем была белая, с какими-то замысловатыми красными узорами и отложным воротником. Ее он носил поверх брюк, подпоясываясь широким кожаным ремнем, на котором тоже можно было рассмотреть вышитый трезубец. Крестик, запрятанный под рубаху, выдавал в нем униата. Было в нем что-то от былинного старца.

Себя он называл малороссом, националистов не любил, впрочем, Советскую власть тоже не привечал, наделяя ее остроумными нелицеприятными эпитетами. Чувствовалось, что выговаривает он их с большим удовольствием. Старшина Щербак внимательно посмотрел на деда и, вызывая его на откровенность, спросил:

— Послушай, старик, а чем тебе Советская власть так досадила?

— Хм… Да всем! — не стал отпираться дед Демид, хмуро посмотрев на старшину. — Прежде у меня хозяйство было, табун лошадей был, десять коров держал, козам и гусям счету не было, а теперь я как босяк живу. На старости-то лет…

Старшина лишь хмыкнул. Дед был непростой, с твердым характером. Невеселые думы предпочитал озвучивать прилюдно. Подобная вольность в нынешнее время может ему дорого обойтись.

— А к Бандере как ты относишься? — продолжал свои расспросы Богдан.

— Ненавижу! — процедил дед Демид сквозь пожелтевшие, но крепкие зубы. По тому, с каким чувством это было произнесено, верилось, что отвечал он искренне. Он вообще был не из тех, кто мог юлить.

— И почему?

— А погубит он Украину! Ты мне лучше вот что скажи… Так вы ее того… за остальными отправите?

— Послушай, дед, это не мне решать, — признался Богдан, — надо мной еще начальство имеется, как оно решит, так и будет.

Дед Демид лишь утвердительно кивнул и более вопросов не задавал.

Насчет босяка старик все-таки малость лукавил. Хата у старика была справная, стены из крепкого бруса, пол из широких сосновых досок (весьма редкая в этой полосе древесина). Горница гладенькая, чистая, не придерешься.