– Что, именем милосердного Бога, делает здесь этадама? – спросил он у Джейма.

– Играет в мяч, – ответил Джейм и крикнул: – Беги,Эйлис!

– Она очень хорошо играет, – пробормотал Ангус вответ на мрачный взгляд Александра. – Честное слово!

– Ангус, то, что она одета мальчиком, не значит, чтоона должна вести себя как сорванец, – проворчал Александр.

– Ей нравится играть в мяч, – протестующе произнесДжейм. – Ей нравится играть с детьми. Им нужен кто-нибудь, с кем можнобыло бы поиграть, а играть можно только с Эйлис.

Александру нестерпимо хотелось выхватить Эйлис из толпы, ион сжал челюсти, чтобы от этого удержаться. Какое-то время он стоял с прочимизрителями и скоро сам неохотно пришел к выводу, что Эйлис хорошо играет. Еенебольшой рост и удивительная подвижность делали ее стоящим игроком.Определенно в мяч она играла не в первый раз. Хотя Александр и сомневался, чтодевушка может выдерживать такую физическую нагрузку. Ведь Эйлис могла получитьсерьезную травму.

Прошло всего мгновение, и его страхи сбылись. Игра внезапнопрекратилась, когда Эйлис упала, но не поднялась, хотя всегда делала этопроворно. Александр поспешил к ней, стараясь себя уверить, что его заботаобъясняется лишь нежеланием лишаться ее услуг в постели. Он не хотел терять этонаслаждение до того времени, как ему придется ее отослать.

Он опустился на колени и быстро проверил, не сломана ли унее кость. Когда он убедился, что все цело, он немного приподнял ее. Онапо-прежнему оставалась без сознания.

– Ее следует еще немного поднять, сэр, – произнесДжейм, наклоняясь над Эйлис. В его голосе слышался страх.

Сибил подошла к Джейму и похлопала его по руке.

– Не волнуйся, с тетей будет все хорошо, – оченьуверенно произнесла она.

Джейм вздохнул и улыбнулся:

– Хорошо.

Александр хотел было сказать Джейму, чтобы он не вел себятак глупо и что не детям судить о здоровье Эйлис, но прикусил язык. Объяснятьчто-либо этому человеку не было никакого смысла. К тому же у него было многодругих дел.

– Дай мне немного воды, чтобы плеснуть ей налицо, – произнес он в надежде, что может таким образом привести ее вчувство.

Мейнус и Рут не колебались ни мгновения. Они побежали прочьи вскоре вернулись с ведром, до краев полным воды. На их одеждах были видныследы влаги. Не успел Александр сообразить, что близнецы намереваются сделать,как они вылили все ведро на Эйлис. Брызги полетели и на него. Несколькомгновений Александр сидел, не произнося ни слова. С его одежды стекала вода,как и с окружающих, которые мужественно старались не рассмеяться.

– Я хотел плеснуть немного воды на ее лицо, а неутопить ее, – крикнул он наконец племянникам.

– О! Но это сработало, сэр, – произнес Мейнус ипоказал на Эйлис. – Смотрите, она очнулась.

Эйлис очнулась и туманным взглядом огляделась вокруг. Первойее ясной мыслью был вопрос: почему она мокрая и почему на ней лежит столь жемокрая рука Александра? Затем внезапно она вспомнила об игре и села.

– Мы победили? – спросила она.

Александр на мгновение онемел, но потом ответил сдавленнымголосом:

– Я бы сказал, что счет равный. – Он рассмеялся, ивсе прочие тотчас присоединились к нему.

– Так вот что ты понимаешь под игрой?

Александр выругался, затем повернулся к Барре с большимжеланием, чтобы его младший брат не шел за ним на крепостную стену. Егоприсутствие стало надоедать, да к тому же смущало. Он хотел подняться накрепостную стену, чтобы попытаться тайком посмотреть, как Эйлис работает в садувместе с детьми. Александр надеялся, что Барра его поймет, особенно после того,как брат несколько раз за последние две недели после появления Эйлис в Ратморенаходил его за таким наблюдением.

Барра ответил ему ироничным взглядом.

– И что это означает? – спросил Александр,изображая спокойствие, которого не чувствовал.

– Ты, может, этого не заметил, братец, но я уже давноне беспробудный пьяница.

– Я это заметил. Это одна из добрых перемен,произошедших у нас за последние несколько лет.

Барра покачал головой, положил руки на парапет и направилвзгляд на Эйлис и детей.

– Ты как обидчивый ребенок. Мы живые люди, Александр. Вэтом нет ничего плохого.

– Ты продемонстрировал немало плохого в последние двагода.

– Это правда. Вот почему я столь ясно вижу, как ты неправ. И боюсь, что это к хорошему не приведет. Я видел самую глубину горя ибезнадежности, которые только может увидеть человек. Я видел, как легко онимогут лишить человека сил и разума. Я наблюдал, как в тебе исчезло почти всечеловеческое. Ты потерял свой дар понимания и прощения.

– Прощения? – Александр буквально выплюнул этослово, со злостью глядя на Барру. – Ты просишь меня простить КолинаМакфарлана за то, что он нас обесчестил, наставив рога нашему отцу всего черезнесколько месяцев после его свадьбы? Или за его трусливое убийство отца изахват нашей земли? Ты хочешь, чтобы я простил эту гадюку – приемную мать – зато, что она направила нашего несчастного отца в западню Макфарлана? Это былоравносильно тому, что она сама перерезала ему горло. Должен я прощать ее за то,что она помогла своему возлюбленному Колину получить все, что он хотел? Онадаже использовала свои уловки и власть множества своих любовников, чтобы помочьМакфарлану добиться признания королем его лживых претензий, что лишило насправа на месть, Если бы она не была уже мертва, я бы убил ее голыми руками. И,несмотря на совершенные против нас преступления, мы рискуем оказаться внезакона каждый раз, когда действуем против Колина и его союзников. Я долженпростить все это?

– Нет, и ты знаешь, что я тебя просил не об этом.

– Тогда кого я должен простить? – спросилАлександр и продолжил раньше, чем Барра смог ответить: – Мои жены? Может быть,первую стоило простить. Она была шлюхой. Мне было стыдно, что у меня такаяжена, и больше я к ней ничего не чувствовал. Потом была вторая – сумасшедшаяФренсис. Я должен простить ее? Ту, которая убила мою Элизбет, моегоединственного ребенка? – спросил он громким шепотом.

– Нет. Не прерывай меня перечислением всех преступленийпротив нашего рода. Ты знаешь, что я никогда не попрошу тебя забыть эти вещи. Япрошу, чтобы ты перестал ненавидеть женщин, чтобы мы не карали невинных запреступления, совершенные другими.

Александр невесело рассмеялся: