К.Е. Ворошилов как-то сравнил положение с выделением средств за рубежом и в СССР: «Там за миллион какой-нибудь ломают копья, дерутся черт знает как. Драка идет в парламенте и все прочее. Вы посмотрите, что происходит у японцев в период обсуждения бюджета? Буквально кровопролитные бои, в буквальном смысле слова, а не в переносном»[281]. Кровопролитных боев в Политбюро не было, однако обсуждение вопросов финансирования здесь тоже могло проходить бурно. Столкновения происходили по поводу распределения материальных ресурсов, капитальных вложений, по поводу тех или иных решений, которые были выгодны одним ведомствам, но ущемляли интересы других. Хрущев однажды стал свидетелем того, как нарком тяжелой промышленности Орджоникидзе едва не ударил наркома внешней торговли[282].

Наблюдая такие столкновения, едва ставший первым секретарем МГК, Никита Сергеевич чувствовал себя неуверенно. Каганович запомнил, как Хрущев делился с ним опасениями, что Молотов по вопросам капиталовложений и выделения материалов «будет подножки ставить»[283]. А отстаивать интересы Москвы ему пришлось буквально сразу после вступления в должность. Только весной 1934 г. Хрущев участвовал минимум в трех комиссиях Политбюро, связанных с выделением финансовых средств и материальных ресурсов Москве и области. По вопросу о дорожном строительстве у него возникли с Молотовым разногласия. Была создана комиссия под председательством К.Е. Ворошилова. Тот поддержал московское руководство и даже пытался заручиться поддержкой Сталина. В письме к вождю Климент Ефремович так описывал возникшую ситуацию: «Москвичи хотели сначала 1200, а затем 750 км дорог привести в порядок, а СНК отпустил им денег на 250 км, да и то денег не дали, а устроили какую-то волокиту с их выдачей и сорвали работу всей весны. […] Вообще ты, так мне казалось, дорожному делу уделил тогда серьезное внимание, и можно было ожидать, что [19]34 г. будет переломным в дорожном деле, и мы эту дорожную проблему начнем практически разрешать. К сожалению, предсовнаркома все сделал наоборот и будет впредь так поступать, пока твое активное вмешательство не даст определенного решительного направления вопроса». Судя по всему, Сталин поддержал Ворошилова. По итогам работы комиссии Политбюро все же приняло решение об увеличении капиталовложений на строительство шоссейных дорог [284].

Другой тип кратковременных комиссий, в состав которых Никита Сергеевич периодически включался, был связан с организацией различного рода мероприятий (комиссия по организации собрания, посвященного 50-летней годовщине Карла Маркса, комиссии по организации похорон П.И. Баранова, В.Р. Менжинского, С.М. Кирова, А.М. Горького)[285]. Как свидетельствовал Хрущев, похороны организовывались по типовой схеме, позволявшей комиссиям быстро обсуждать вопрос и вносить свои предложения[286].

Работа в комиссиях позволяла Никите Сергеевичу контактировать с руководителями разного уровня. То были партийные руководители областного и республиканского уровня (Эйхе Р.И., Носов И.П., Варейкис И.М., Хатаевич М.М.), наркомы и их заместители (Любимов И.Е., Ягода Г.Г., Гринько Г.Ф.). Однако главным все же оставалась возможность общаться с членами Политбюро. Работая в московском городском комитете партии, Хрущев мог учиться лишь у одного из них – Л.М. Кагановича. Заседания Политбюро расширили кругозор Никиты Сергеевича. Он получил возможность сравнивать наставника с другими членами Политбюро, даже более того – получать уроки руководства непосредственно от Сталина.

Практически с каждым из членов Политбюро Никита Сергеевич сталкивался по работе в комиссиях. В своих воспоминаниях, упоминая о некоторых, Хрущев дает по преимуществу скупые, отрывочные оценки. Таковы, например, воспоминания о Сергее Мироновиче Кирове, с которым Никита Сергеевич «не был близко знаком»[287], однако трижды мог сталкиваться по работе в комиссиях. Валериан Владимирович Куйбышев был охарактеризован как «уважаемый и влиятельный человек»[288]. Михаил Иванович Калинин запомнился Никите Сергеевичу своим выступлением на фабрике Трехгорной мануфактуры в начале 1930-х гг., когда ее рабочие забастовали и потребовали приезда всесоюзного старосты. И с Куйбышевым, и с Калининым Никита Сергеевич единожды работал в комиссиях. А вот со Станиславом Викентьевичем Косиором, секретарем ЦК КП(б) Украины, трудиться в комиссиях Хрущеву не пришлось. Поэтому оценка Косиора как человека приятного, мягкого и разумного[289], хотя и заслуживает внимания, но скорее должна быть отнесена к периоду 1928–1929 гг., времени работы Хрущева на Украине. Андрей Андреевич Андреев характеризовался Никитой Сергеевичем как «довольно сухой человек и формалист»[290]. С ним Хрущев работал в двух комиссиях в первой половине 1930-х гг., еще до того как Андреев стал членом Политбюро.

Каких-либо сведений, относящихся к работе Анастаса Ивановича Микояна периода 1930-х гг., Хрущев не дает вообще. Сам Анастас Иванович в мемуарах утверждает, что с Хрущевым они до 1953 г. (смерти Сталина) «близки никогда не были, хотя отношения были корректные и когда он был секретарем МК партии, и когда работал на Украине»[291]. Это подтверждает и Молотов[292]. Правда, в рабочем порядке их пути изредка пересекались. Они дважды работали в комиссиях, еще до избрания Микояна членом Политбюро, и дважды – после избрания. В 1936 г. они оба значились докладчиками на заседании Политбюро по вопросу «О плане производства сельскохозяйственных машин»[293]. Примером корректных отношений между ними может служить один незначительный факт. Будучи в 1936 г. за границей, Микоян в одном из своих писем Кагановичу передавал приветы ряду членов Политбюро и ЦК, не забыв при этом руководителей Москвы – Хрущева и Булганина[294]. Интересно также отметить, что присвоение имени Хрущева хлебозаводу № 5 Политбюро утвердило в 1936 г. одновременно с присвоением имени Микояна хлебозаводу № 11[295].