— Да. — Люси провела ладонью по шее. Разговаривая с братом, она переместилась за письменный стол. — Ну, хорошо. Дэн, а ты не мог бы приехать? Тебя ведь не было больше полутора лет. Я думала, ты хотя бы на похороны приедешь. И как-то с папой поговорить вдвоем было бы легче…

— Ты же знаешь, что я не мог приехать. Келли сдавала экзамены на медицинском факультете. Кайл сломал руку. Марина заболела корью. То одно, то другое. Кроме того, ты же сама не была…

— Я тебя не обвиняю.

— Да я просто сказал, что ты тоже…

— Я знаю…

— Ну вот…

— Ну вот…

Оба вновь ощутили себя детьми.

— Я правда беспокоюсь из-за папы, а ты на другом конце света. Тебе не надо каждый божий день думать о том, поел ли он и не впал ли в депрессию, — сказала Люси. И, будучи не в силах остановиться, добавила: — Тебе с детства легко жилось.

— А вот это, интересно, ты откуда взяла?

— Извини, но…

— Послушай, Люси. Ты и отец всегда будете моей семьей. Но у меня теперь есть жена и дети. Они для меня главное. Может быть, и тебе стоит завести собственную семью. Рано или поздно папа… ну ты понимаешь… и ты останешься одна.

У Люси перехватило дыхание. Ребенка она хотела больше всего на свете. О выкидыше Дэн не знал.

— Ты меня слушаешь?

Люси ответила с трудом:

— Типа того.

— Прости, что я повысил голос.

— Все в порядке.

— Не врешь?

— Не знаю. — Люси вздохнула.

— Правда, Люси, я мало чем могу помочь в этой ситуации. Мама умерла, и это чудовищно печально. А что касается папы, то мне кажется, ты делаешь из мухи слона. Раз он тебе позвонил, значит, с ним все в порядке. Он уехал вместе с Бернадетт? Это тоже нормально. Когда ему действительно нужна будет помощь, тогда будет о чем говорить. Звони мне в любое время.

— Может, ему уже нужна помощь…

— Не похоже.

— Но тебя же здесь нет. Откуда ты знаешь?

— Не надо так говорить. Я уехал, потому что мне здесь лучше, а не сбежал из Англии. Ясно?

Поняв, что продолжение этого разговора только разозлит ее еще больше, Люси бросила трубку.

Дэн немедленно перезвонил, но Люси не стала отвечать. Он повторил попытку, но Люси упрямо нажимала красную кнопку.

Она обхватила голову руками, пытаясь собраться с мыслями, и сидела, не слыша звонка, пока детская рука не дотронулась до ее плеча.

— Нам уже можно заходить в класс, мисс?

До чего дошел прогресс

Когда Натан довез их до дома Бернадетт, та настояла, чтобы Артур зашел выпить кофе. Все, чего Артур сейчас хотел, — это добраться домой, позвонить врачу и записаться на прививку от столбняка. Оказаться в уютной тиши родного дома, подальше от безумия последних дней. Артур ужасно соскучился по своим бежевым обоям, по альпийской горке, по Фредерике, которую пора было поливать. Еще он хотел позвонить Люси и обстоятельно рассказать ей о своей поездке; сообщения на голосовую почту давались Артуру тяжело.

Артур сидел на диване и слушал, как Бернадетт во весь голос распевает на кухне какую-то незнакомую ему песню. Он потрогал свое предплечье — оно отозвалось жгучей болью. Но Артур тем не менее улыбнулся, вспомнив тигренка Элайджу, свернувшегося клубком в корзине рядом с плитой. И подумал, что диковато он, наверное, сейчас выглядит со своим прогрызенным чемоданом и в этих синих брюках.

Артур оказался в доме Бернадетт впервые. Разукрашено здесь было все, что только можно разукрасить. Стены — ярко-желтые, плинтусы и двери — темно-зеленые. Роскошные бархатные занавески в красный и лиловый цветочек. Каждый сантиметр ровного пространства был уставлен всевозможными украшениями — фарфоровыми девочками с собачками в обнимку, расписными стеклянными вазами с шелковыми искусственными цветами, сувенирами из отпуска. В сравнении с его собственным домом, в котором царил стерильный порядок, как в прозекторской, это место казалось уютным, обжитым. Мириам тоже была чистюлей. Любая вещь, оказавшаяся «не там», — даже если это была свежая газета — отправлялась на надлежащее место. «Присядь уже, отдохни», — всегда говорил Артур, когда возвращался с работы, а Мириам все что-то чистила, стирала, гладила.

«За меня это никто не сделает, — обычно отвечала она. — Чистота — лучшая красота».

Артур усаживался, а Мириам продолжала суетиться по дому. Когда ее не стало, Артур стал все делать так, как делала она. Поднял, так сказать, упавшее знамя.

Вошел Натан.

— Ого, — сказал он, увидев брюки Артура, — здрасте, Эм Си Хаммер.

Он плюхнулся на стул, руки закинул за спинку, а ноги закрутил узлом. Примерно раз в десять секунд Натан шумно шмыгал носом и вытирал его рукавом.

Артур не знал, что сказать. Он понятия не имел, кто такой Эм Си Хаммер, если вообще речь шла о человеке. Он вспомнил, что Бернадетт просила его поговорить с сыном по-мужски. Артур поднатужился и нашел тему:

— Как прошли поиски университета?

Натан пожал плечами:

— Норм.

— Какое-то место тебе понравилось?

И вновь в ответ — поднятые плечи.

Артур присмотрелся к фотографиям в рамках, стоявшим на каминной полке. Одну из них украшала надпись: «Лучшей маме в мире!» На ней маленький Натан, Бернадетт и Карл держали в руках здоровенную рыбину и улыбались в объектив. Внимание Артура привлекла фотография Карла. Он был на пляже с бокалом красного вина в руке.

— Чем занимался твой отец?

Натан поерзал в кресле.

Он был инженером. По-моему, чинил лифты. Всякие там провода, кабели…

— Это то, что ты хотел бы изучать в университете?

— Не совсем.

— А что?

— Буду поступать на английскую филологию. Мама считает, это хороший вариант.

— А сам что думаешь?

— Да не знаю.

Артур принялся болтать обо всем подряд в надежде наткнуться на тему, которая может заинтересовать Натана. Он сообщил ему, что в прежние времена полагалось, чтобы сын шел по стопам отца. Отец Артура был слесарем, и это предопределило его выбор.

— Раньше слово «карьера» было не в ходу. Мы говорили — «работа» или «дело». Мне пришлось походить в учениках. Два года я просто стоял рядом со слесарем и наблюдал, а платили за это гроши. Хороший человек, Стэнли Ширинг его звали. Никогда не жалел времени, чтобы объяснить мне, что и как. Мне кажется, сейчас все не так, никому нет дела до молодежи. Молодые теперь сразу пускаются в вольное плавание — идут в университет, а потом сами пробиваются. Похоже, времена меняются. Мы тогда и женились намного раньше.