В Нижегородском уезде во второй половине 1610 года управляли воеводы стольник князь Репнин, Алябьев и Аничков, назначенные еще Шуйским. В 1611 году первым воеводой станет князь Василий Андреевич Звенигородский, посаженный Семибоярщиной и получивший чин окольничего от Сигизмунда. Очевидно, что новый руководитель доверием не пользовался, хотя источники молчат о конфликтах между князем Звенигородским и прежними руководителями, снискавшими себе славу в боях с многочисленными «ворами». И нет никаких сведений о том, что новая власть как-то ограничивала инициативу посадского мира.

К концу 1610 года в Нижнем Новгороде возобновил свою деятельность «Городовой совет». Пудалову не известно «ни одной грамоты этого периода, подписанной только приказной администрацией: все сохранившиеся документы вновь идут от имени „властей“ (духовенства), воевод и дьяков, „служилых людей по отечеству и по прибору“, от посадских людей. При этом посланцами Нижнего Новгорода практически всегда были представители двух социальных слоев — „служилых по отечеству“ (то есть местного дворянства) и посадских. Эти социальные слои и сыграли, видимо, решающую роль в последующих событиях».

В конце декабря нижегородцы отправили к Гермогену «бесстрашных людей», боярского сына Романа (Ратмана) Пахомова и посадского человека Родиона Мосеева. Вот как реконструировал их миссию Селезнев. «Пахомов и Мосеев застали главу Русской церкви в бедственном положении. Весь его двор был разграблен, патриаршие дьяки и подьячие находились под арестом. Гермоген был лишен письменных принадлежностей. Так поляки и русские изменники пытались помешать патриарху рассылать по стране грамоты с призывом к восстанию. Гермоген, не имея возможности отправить с Пахомовым и Мосеевым письменное сообщение, велел передать нижегородцам на словах, чтобы они с жителями других городов собрали войско и шли к Москве на поляков. Когда Пахомов и Мосеев уже уехали, патриарх нашел возможность оформить свой призыв в письменном виде и отправил грамоту в Нижний уже со своими людьми. Но 8 января 1611 года его послание в Нижний Новгород было перехвачено поляками. Ратман Пахомов и Родион Мосеев тоже сильно рисковали, посещая опального патриарха. К счастью, 12 января 1611 года они благополучно вернулись в Нижний и рассказали землякам об устном наказе Гермогена».

Опять города стали переписываться друг с другом, теперь призывая встать за веру православную, вооружиться против грозящих ей гибелью поляков.

В январе 1611 года московский гонец привез в Нижний Новгород повесть о страданиях смолян, а также обращение от имени московских жителей.

Жители волостей смоленских, опустошенных поляками, написали грамоту к братьям своим, жителям Московского государства: «Мы братья и сродники, потому что от св. купели св. крещением породились». После клушинской битвы некоторые смоленские дворяне, чтобы не расстаться с собственными поместьями, поступили на службу к Сигизмунду, не переставая быть в душе патриотами.

А безвестные патриоты, выступавшие от имени всего народа московского, призывали нижегородцев не верить предателю боярину Салтыкову и встать на борьбу с захватчиками. Москвичи хотели показать значение своего города как государственного и религиозного корня: «Здесь образ Божией Матери, вечной Заступницы христианской, который евангелист Лука написал; здесь великие светильники и хранители — Петр, Алексий, Иона чудотворцы, или вам, православным христианам, все это нипочем? Писали нам истину братья наши, и теперь мы сами видим вере христианской перемену в латинство и церквам божиим разорение; о своих же головах что и писать вам много? А у нас святейший Гермоген патриарх прям, как сам пастырь, душу свою за веру христианскую полагает неизменно, и ему все христиане православные последуют, только неявственно стоят».

Нижегородцы размножили эти грамоты и разослали их по городам с приложением собственной увещательной грамоты, где говорилось: «Пишем мы к вам, православным христианам, всем народам Московского государства, господам братьям своим, православным христианам. Пишут к нам братья наши, как нам всем православным христианам остальным не погибнуть от врагов православного христианства, литовских людей. Для Бога, судьи живым и мертвым, не презрите бедного и слезного нашего рыдания, будьте с нами заодно против врагов наших и ваших общих; вспомните одно: только в корню основание крепко будет, то и дерево неподвижно; если же корня не будет, то к чему прилепиться?»

Нижний Новгород открыто восстал против поляков. Утвердившись крестным целованьем с соседями-балахонцами (жителями Балахны), нижегородцы стали рассылать призывные грамоты в Кострому, Галич, Вологду, Рязань, предлагая прислать в Нижний «для договору и о добром совете людей добрых изо всех чинов, сколько человек пригоже», а также «собрався с ратными людьми и с нами с окольными городы сослався, стати за православную крестьянскую веру и за Московское государство, на польских и на литовских людей, заодин».

Вот фрагмент из февральской отписки в Вологду: «Прислал к нам святейший Ермоген, патриарх московский и всеа Русии, две грамоты: одну ото всяких московских людей, а другую, что писали из-под Смоленска московские люди к Москве… да приказывал к нам святейший Ермоген патриарх, чтоб нам собрався с окольными и с поволскими городы, однолично идти на польских и на литовских людей, к Москве, вскоре. И мы, по благословенью и по приказу святейшаго Ермогена, патриарха московского и всеа Русии, собрався со всеми людьми из Нижнего и с окольными людьми, идем к Москве; а с нами многие ратные люди розных и окольных и низовых городов, и дворяне, и дети боярские и стрельцы и казаки и всякие служилые многие люди… И вам, бы господа, однолично пожаловати на Вологде и во всем уезде, собрався со всякими ратными людьми, на конях и с лыжами итти со всею службою к нам в сход тотчас, не мотчав, как из Нижнего к вам отпишем… А мы, прося у Бога милости, идем к Москве на Федорове неделе во вторник; а как, господа, пойдете к нам исход, и вам бы взяти с собою [в] поход пороху и свинцу немало».

24 января нижегородцы известили Ляпунова, что по совету всей земли и благословению Гермогена они идут освобождать Москву от богоотступников-бояр и литовских людей. К нижегородцам присоединился и прибывший из Мурома воевода Василий Литвинов-Мосальский с дворянами и казаками.

Ляпунов отвечал им: «Мы, господа, про то ведаем подлинно, что на Москве святейшему Гермогену патриарху и всему Освященному собору и христоименитому народу от богоотступников своих и от польских, литовских людей гонение и теснота большая; мы боярам московским давно отказали и к ним писали, что они, прельстясь на славу века сего, Бога отступили, приложились к западным жестокосердным, на своих овец обратились; а по своему договорному слову и по крестному целованию, на чем им гетман крест целовал, ничего не совершили».

После этого Ляпунов направил в Нижний миссию во главе со своим родственником стряпчим Иваном Биркиным для выработки единого плана действий.

Налаживанию контактов с Первым ополчением способствовало то обстоятельство, что Репнин, судя по всему, был знаком с Ляпуновым задолго до Смуты, когда в 1590-х годах был воеводою в Переяславле-Рязанском.

К восстанию решили присоединиться Ярославль, куда прибыл атаман Андрей Просовецкий с казаками, Владимир и Суздаль. Военные силы Семибоярщины и поляков были распылены еще раньше, после того, как Гонсевский стал рассылать части столичного гарнизона по городам. Когда же города восстали, у бояр не оказалось сил, чтобы покарать их.