К началу февраля нижегородская рать в составе 1200 человек была полностью снаряжена. Но выступление задерживалось в ожидании подхода отрядов из Казани, Свияжска, Чебоксар.

Тем не менее Нижний Новгород первым из всех городов — уже 8 февраля 1611 года — отрядил свои войска в состав Первого ополчения, выдвинув наиболее боеспособные части дворянской конницы, служилых иноземцев и стрельцов во Владимир. Около 17 февраля выступили из Нижнего и основные силы во главе с воеводой Репниным. «Под его началом находились соединения, явившиеся на подмогу нижегородцам из „низовых и окольных городов“ (видимо, из Юрьевца, Балахны, Васильсурска, Козьмодемьянска, Чебоксар), — зафиксировал Селезнев. — Репнин был во Владимире 1 марта 1611 года. К этому же времени из Мурома к Владимиру подошел Василий Федорович Мосальский с дворянами и детьми боярскими разных городов, а также стрельцами и казаками. Костяк его отряда наряду с муромцами тоже составляли нижегородцы и арзамасцы. Это было то самое войско, которое под предводительством Мосальского летом 1610 года освобождало от тушинцев Арзамас, а затем отправилось выручать Москву от поляков, но остановилось в Муроме после низложения Василия Шуйского».

Ляпунов обратился к городам с грамотами, в которых излагал стратегию общего наступления для освобождения Москвы. Ополчения из Владимира, Нижнего и Казани должны были выдвинуться в Коломну для соединения с рязанцами. Отрядам из Тулы, Калуги и северских городов предстояло начать наступление из Серпухова.

Однако план Ляпунова не был реализован. «Замосковные воеводы» не увидели смысла в предложении собирать силы в Коломне. Они не могли преодолеть давнее недоверие к казацким таборам в Калуге и опасались, двинув войска на юг, оставить без прикрытия собственные города.

Сам Ляпунов запаздывал. Он не один раз оповещал города о своем решении выступить к Москве, но каждый раз поход откладывался. Тем временем Семибоярщина успела направить в Коломну лояльные войска. Князь Куракин получил подкрепление из Москвы и держался между владимирской и переяславской дорогами. Лишь в марте 1611 года земские отряды из Переяславля разгромили авангарды Куракина и вынудили его отступить к Москве. Непосредственная угроза «замосковным городам» была ликвидирована.

Отказавшись от намерения объединить силы в Коломне, земские воеводы повели наступление на Москву каждый своим путем.

3 марта конные и пешие ополченцы Ляпунова по занесенным снегом дорогам двинулись на освобождение столицы. С ними выступила и часть казачьих отрядов Дмитрия Трубецкого и Ивана Заруцкого — бывших «тушинцев», составлявших теперь значительное подразделение войска Ляпунова.

Репнин 10 марта повел свои войска на Москву вместе с владимирским воеводой Измайловым, с атаманом Просовецким, с муромцами. Ярославское и костромское ополчения задержались в Ростове до середины марта. Задержка с выступлением Первого ополчения очень дорого стоила Москве и России.

Семибоярщина и польский гарнизон активно готовились к отпору. Жителей Москвы сгоняли укреплять стены Китай-города, что уже само по себе вызывало массовое недовольство.

Конрад Буссов фиксировал настроения и разговоры москвичей: «Мы действительно избрали польского государя, но не для того, чтобы каждый поляк был господином над нами и нам, московитам, пришлось бы пропадать, а для того, чтобы каждый у себя оставался хозяином. Пусть король, старая собака, подождет со своим щенком-сыном. Если он уж до сих пор не приехал, то пусть вовсе не является. Не хотим мы иметь его своим государем, а если эти 6000 глаголей не захотят убраться прочь подобру-поздорову, то мы их всех перебьем, как собак, хоть они и имеют большие преимущества. Наших жителей 700 000 человек, если они не на шутку примутся за что-либо, так уж кое-чего добьются».

В тот год казалось, что зима никогда не кончится. Сильные морозы держались до конца марта. Москва-река была покрыта толстым ледяным панцирем.

Приближение отрядов ополчения только укрепляло уверенность москвичей в том, что Семибоярщина доживала свои последние дни. Столичный люд деятельно готовил восстание. Незаметно в город доставляли оружие, возвращались стрельцы.

Боярское правительство понимало, что восстание на посаде может вспыхнуть в любую минуту. Был издан указ об изъятии у горожан оружия, который Гонсевский поспешил претворить в жизнь. Нарушителей ждала смертная казнь. На городских заставах обыскивались обозы. Если находили оружие, возницу топили в реке.

17 марта 1611 года было Вербное воскресенье. Патриарха выпустили из заточения для традиционного торжественного шествия на осляти. Под перезвон колоколов Гермоген выехал из ворот Кремля во главе праздничной процессии. Обычно сам царь пешком вел под уздцы осла, на котором восседал Святейший. Вместо отсутствовавшего Владислава осла вел назначенный правительством дворянин. Москвичи поздравляли друг друга, но на улицах их было немного и на лицах не было умиления. В Кремле и Китай-городе конные и пешие роты наемников были приведены в полную боевую готовность, и в городе прошли слухи, что они только ждут повода, чтобы с оружием наброситься на граждан.

В Кремле в тот день обошлось без инцидентов, но в Белом городе начались стычки. Толпа горожан запрудила узкие улочки на Кулишках, куда из городских ворот выехал обоз. Его проезд обеспечивала польская стража, с которой вступили в схватку посадские мужики. Город уже не успокаивался.

19 марта, на второй день Страстной седмицы, Мстиславский, Салтыков и Гонсевский с утра начали готовиться к боевым действиям. Отовсюду свозились орудия и устанавливались на стенах Кремля и Китай-города.

Попытка привлечь извозчиков к работе у Водяных ворот привела к потасовке. Извозчики, как могли, сопротивлялись оглоблями против сабель и мушкетов, но были просто перебиты. В Белом и Земляном городах, в Замоскворечье тысячи москвичей, поддержанные стрельцами, взялись за оружие. После этого в Кремле трубы сыграли атаку. Польские конные роты в боевом порядке бросились в город — колоть и рубить всех, кто попадался под руку. Столкновения пошли по всему городу: на Арбате, на Никитской улице, Тверской, Знаменке, в Чертолье и других местах.

Кавалерия отступила в Китай-город и Кремль, и в борьбу против москвичей вступили отряды пеших наемников во главе с капитаном Яковом Маржеретом. «Солдаты кололи их рапирами, как собак, — радовался Буссов. — …Те (наемники. — В.Н.) вернулись, похожие на мясников: рапиры, руки, одежда были в крови, и весь вид у них был устрашающий». В тот день было убито около семи тысяч москвичей. Семибоярщина после небольшого замешательства и колебаний полностью солидаризировалась с Гонсевским и стала помогать в подавлении «бунта черни».

Сотни видных дворян были в те дни в Москве, но только единицы присоединились к восставшему народу. В первых рядах сражавшихся были князь Дмитрий Пожарский, Иван Бутурлин, Иван Колтовский. Скорее всего, Пожарский прибыл в Москву именно для подготовки восстания.

Московские хоромы Пожарского были на Сретенке, недалеко от Лубянки. Когда в Китай-городе зазвонили в колокола, князь направился в находившуюся поблизости Стрелецкую слободу. Собрав стрельцов и посадских людей, Пожарский возглавил бой с наемниками около Введенской церкви. Пехота и конница поляков атаковали острожец, оборудованный по указанию Пожарского рядом с его особняком. Сам он бился целый день, надеясь продержаться до прихода войск Ляпунова.