Доктор Гилкрист взглянул на него и улыбнулся. Улыбка быларасполагающая.

– Если вас интересует мое мнение, – сказалон, – мнение не врача, а человека, максимум через два дня она не простозахочет видеть вас, она сама попросит послать за вами. Она захочет спрашивать.Захочет отвечать. Так уж они устроены! – Он наклонился вперед: – Сейчас,главный инспектор, попытаюсь вам втолковать, почему эти люди ведут себя именнотак, а не иначе. Жизнь в мире кино – это непрерывный стресс, и чем большийуспех выпадает на твою долю, тем сильнее стресс. Вся твоя жизнь, с утра доночи, как на ладони. Всему миру все о тебе известно. А когда идут съемки, когдаты работаешь, – это изнурительный труд, и опять-таки целыми днями.Приезжаешь на съемочную площадку утром, садишься и начинаешь ждать. Скажем,эпизод у тебя в этот день небольшой, но его переснимают снова и снова. Так ведьего еще надо отрепетировать! А репетировать часто приходится по кусочкам. Вфильме-то все получится вполне достоверно и последовательно. Но во время съемкиэтой последовательности нет и в помине. Так что дело это изнурительное,однообразное. После такого дня ты как выжатый лимон. Живешь, конечно, вроскоши, пожалуйста тебе и успокоительное, и ванны, и кремы с пудрами, и врачпо первому зову, и расслабляйся, тут тебе и вечеринки, и с народом общайсясколько влезет, но вся твоя жизнь – как на ладони. И тихо и спокойнонаслаждаться жизнью – это дудки. Ты и расслабиться по-настоящему не можешь.

– Понимаю, – сказал Дермот. – Да, я все этопонимаю.

– И еще, – продолжал Гилкрист. – Если выступили на эту стезю и если как творческая личность вы чего-то стоите, вамобязательно присуще одно свойство. Эти люди – знаю по личному опыту – чересчурчувствительны, уязвимы, их все время мучает неуверенность в себе. Это жуткоечувство – ты все время сомневаешься, вдруг ты не тянешь, не способен на то, чтоот тебя требуется. Говорят, актеры и актрисы – народ тщеславный. Это неправда.Никакого самолюбования тут нет, а есть вопрос, который все время давит на тебякак пресс: все ли у меня в порядке, достаточно ли я хорош? И тебе нужносамоутверждаться постоянно. Выслушивать чьи-то похвалы, слова восхищения.Спросите Джейсона Радда. Он вам скажет то же самое. Им надо дать почувствовать,что эта задача им по плечу, уверить, что никто другой этого лучше не сделает,терпеливо настраивать их, все время подбадривать – пока не добьешься желаемогорезультата. И все равно они никогда в себе не уверены. И поэтому любой илилюбая из них, если выражаться языком простым и житейским, – это комокнервов. Сплошь оголенные нервы. И чем хуже у них обстоит дело с нервами, темлучше они работают.

– Интересно, – пробурчал Крэддок. – Оченьинтересно. – После паузы он добавил: – Хотя мне не совсем ясно, почему вы…

– Я хочу, чтобы вы поняли, что за человек МаринаГрегг, – пояснил Морис Гилкрист. – Ее фильмы вы, конечно, видели.

– Актриса она замечательная. Просто замечательная. Иличность, и собой хороша, и человек приятный.

– Да, – согласился Гилкрист, – это все приней, но ей приходится расходовать массу сил, физических и душевных, чтобы бытьтем, кто она есть. В результате нервы ее истерзаны в клочья, и физическикрепкой ее не назовешь. Такой крепкой, какой хотелось бы. Да и темперамент унее будто качели – то впадает в отчаяние, то радуется, как малое дитя. И с этимона ничего поделать не может. Уж такая она есть. За свою жизнь она изрядно настрадалась.В большой степени по собственной вине, это факт, но и не только. Ни в одном избраков она не была счастлива, разве что в нынешнем. Сейчас она замужем зачеловеком, который ее нежно любит и любил многие годы. Эта любовь для нее –настоящее пристанище, в ней она находит радость и счастье. По крайней мересейчас. Трудно сказать, долго ли это протянется. Беда в том, что ей присущитолько два состояния. Либо она думает, что наконец-то нашла то самое место илинаступил тот самый момент в жизни и теперь сбудутся все сказочные мечты, ничтобольше не омрачит ее счастья и небо всегда будет безоблачным. Либо онапребывает в растерзанных чувствах, жизнь ее разбита, любви и счастья никогда небыло, нет и не будет. – Он сухо добавил: – Пришвартуйся она где-то посредине– и жить ей стало бы много легче. Но мир потерял бы чудесную актрису.

Он смолк, но и Дермот Крэддок хранил молчание. Он думал: скакой стати Морис Гилкрист все это ему рассказывает? Зачем так подробноанализирует личность Марины Грегг? Между тем Гилкрист выжидательно смотрел нанего. Словно убеждал задать один конкретный вопрос. Интересно, какого именновопроса он ждет? Медленно, как бы нащупывая почву под ногами, Дермот произнес:

– Эта трагедия на нее сильно подействовала?

– Да, – подтвердил Гилкрист. – Очень.

– Сильнее, чем можно было ожидать?

– Ну, это как посмотреть, – уклонился докторГилкрист.

– А как можно посмотреть?

– Надо выяснить, что именно на нее так подействовало.

– Ну… – Дермот продолжал искать почву подногами. – Ее потрясла эта внезапная смерть в самый разгар приема.

На лице собеседника, однако, не дрогнул ни один мускул.

– Может быть, – предположил Дермот, – тутнечто большее?

– Разумеется, нельзя сказать наверняка, как люди будутреагировать на те или другие события. Нельзя, даже если ты хорошо их знаешь.Всегда возможен сюрприз. Марина могла отнестись к этому вполне спокойно, безособых эмоций. Человек она отзывчивый. Могла бы, к примеру, воскликнуть: «Ах,бедняжка, какая трагедия! Как такое могло случиться?» Вполне могла выказать сочувствие,но сильно не расстроиться. В конце концов, смерть на киношной вечеринке – нетакая уж большая редкость. Или, будь обстановка достаточно будничной, могла быпредпочесть – на уровне подсознания – окрасить все в драматические тона.Скажем, закатить сцену. Могла быть и другая причина.

Дермот решил взять быка за рога.

– Я бы хотел, – сказал он, – услышать вашенастоящее мнение.

– Не знаю, – последовал ответ. – Суверенностью ничего сказать не могу. – Чуть помолчав, он добавил: – Выведь знаете, существует профессиональная этика. Между врачом и пациентом естьопределенные отношения.

– Она вам что-то сказала?

– Ну, вот так конкретно – нет.

– А эту женщину, Хитер Бэдкок, Марина Грегг знала?Раньше они встречались?

– Я думаю, она для нее была человеком из толпы, неболее, – сказал доктор Гилкрист. – Нет. Дело не в этом. На мойвзгляд, Хитер Бэдкок тут вообще ни при чем.

– А этот препарат, «Калмо»? – спросилДермот. – Марина Грегг сама его иногда принимает?

– Принимает, и еще как. Впрочем, как и все, кто ееокружает. Элла Зелински, Хейли Престон, да что там, половина студии – сейчасэто модно. Таких лекарств нынче развелось множество. Одно надоест – людипереходят на другое, поновее, и считают, что оно – просто чудо, оно-то иприводит тебя в норму.