Несколько выходных подряд Марина намеревалась разобрать вещи. Она отказывалась от рабочих встреч, планируя, как с утра пораньше раскроет все шкафы, вытащит на белый свет старые, никому уже не нужные кофты и свитера, рассортирует все по пакетам и отвезет в какой-нибудь приют или пункт сбора вещей для нуждающихся. Но при этом ни разу не потрудилась найти адрес приюта – ей было некогда. А выходные проходили день за днем, и створки шкафов и антресолей оставались сомкнутыми. Вместо этого Марина полюбила кино и все деньги, теперь уже не нужные ни на медикаменты, ни на сиделку, тратила в кинотеатрах, обсыпая колени попкорном и просматривая по три-четыре фильма подряд, пока голова не начинала идти кругом, а перипетии экранных историй не слипались в один разноцветный моток ниток.

А дома все оставалось по-прежнему. Иногда Марина впадала в прострацию, ее порабощало безволие, и вся она превращалась в глаза и память (что там, в мозгах, отвечает за воспоминания?). Слоняясь по квартире, она замечала то початую пачку памперсов для взрослых, то вызывающе пустое инвалидное кресло, которое по-прежнему стояло у окна, полуприкрытое тюлевой занавеской. Удивительно, но даже на тумбочке еще стояли упаковки с лекарствами, холодно поблескивал градусник без чехла, белело несколько упаковок одноразовых шприцев. Теперь, после смерти мамы Оли, Марине почему-то никак не удавалось вспомнить ее настоящей, живой и деятельной – маму Олю тех времен, когда их семья еще была счастлива. Их семья… Теперь не осталось ничего, кроме Марины, – и она не представляла, что ей делать дальше.

Работать, конечно, что же еще?

Поездку в Кот-д’Ивуар планировали уже давно. Известный кондитерский холдинг вел переговоры о закупках с поставщиками кот-дивуарских какао-бобов. Раньше они приобретали сырье в Гане, ведь ганские какао-бобы были куда крупнее и выше качеством. Но что-то в их отношениях переменилось, и теперь кондитеры искали другой сырьевой рынок. Берег Слоновой Кости подошел. Поскольку Марина переводила русскую часть переговоров, ее давно звали присоединяться к делегации. Почему бы и нет, подумала она. В конце концов, в лиможской командировке она чувствовала себя почти живой…

Паренек в красно-белом раздавал у остановки флаеры. Марина взяла один – она всегда брала рекламки, чтобы хоть немного помочь тем, кто их раздает. Она еще помнила те времена, когда выкраивала каждую копейку и была рада десятке, найденной в придорожной пыли. Машинально кинув взгляд на флаер, Марина замедлила шаг. Не реклама нового магазина и маникюрного салона, вместо этого логотип с красными каплями и призыв стать донором крови.

Остановившись, Марина оглянулась на паренька, продолжающего раздавать листочки. Красная бейсболка с залихватски торчащими из-под нее ушами, еще не измученный вид… Как, наверное, приятно знать, что приносишь пользу. Что твой день окупится, быть может, чьей-то спасенной жизнью…

Вышагивая по улице, Марина все размышляла… Что такое молитва? Набор установленных религиозным институтом формул, идущих в строгом порядке одна за другой? Или просто разговор? Точнее, обращение. Еще точнее – мольба. Если есть хоть кто-то там, на небе. Пожалуйста. Пожалуйста! Как в детстве: я буду хорошей девочкой. Я буду делать добрые дела, не буду врать, никому не наврежу… Только пусть все наладится, станет хорошо! Я ведь ни в чем больше не виновата. Если там, наверху, есть хоть кто-то – услышь меня. Умоляю. Разве я многого прошу? Я стану донором крови, я… я отнесу вещи в детский дом и в приют. Я сделаю что хочешь. Ты выиграл. Ты выиграл, зачем тебе мои мучения? Я так устала…

Секретарь кондитерского холдинга позвонил в полдень:

– Марина, добрый день. Все документы уже готовы, мы вышлем курьера. Сегодня вечером после пяти вас устроит?

– Вполне. – Марина неожиданно для себя ощутила прилив сил и даже душевный подъем. Она обвела внезапно прозревшими глазами квартиру: в раковине грязная посуда, на полированной столешнице слой пыли, отцветшая герань засыпала сухими соцветиями подоконник, у стекла кверху лапками лежит давно почившая муха. Все, довольно, начинается новая жизнь! Она будет лучше, чище и светлее. Ей ведь всего двадцать девять! Надо только…

– Надо только сделать прививку, вам еще не сказали? – спохватился секретарь.

– Ммм… нет, – удивилась Марина. – Какую прививку?

– Всем членам группы необходима прививка против желтой лихорадки и свидетельство о вакцинации. Это обязательно, иначе в страну не пустят и посадят в карантин.

– Ого как серьезно… И где же мне ее ставить?

– Сейчас продиктую адрес нашей клиники… Записываете?

Благое намерение стать донором зависло в воздухе. Но переворот внутри нее уже произошел. Весь день, ожидая приезда курьера, Марина провела за уборкой и перетряхиванием антресолей. У нее уже ломило спину с непривычки, но вместо того, чтобы угомониться, Марина переместилась еще и на балкон, привела в порядок тамошний стеллаж, вытащила коробки с хламьем, пустующие цветочные горшки выставила на площадке у лифта. Туда же отправились дамские романы, которые так любила читать мама – пока еще могла читать.

В последнюю очередь Марина перебрала мамины вещи, аккуратно сложила их по сезонам и запихнула в широченные магазинные сумки с тканевыми ручками. Тут же отыскала в Интернете адреса пунктов приема старых вещей. Когда она с тремя баулами спускалась по лестнице, соседи уже успели разобрать цветочные горшки и книги. И это еще больше вдохновило Марину. Она ощущала ветер перемен, он почти осязаемо шевелил ее волосы и овевал лицо. Во дворе пахло прелой листвой, мокрым асфальтом и яблоками. Холодная и прозрачная осень…

– Кто последний? – Дело было на следующий день после генеральной уборки в квартире. Марина дожидалась у процедурного кабинета, чтобы сделать прививку, когда подошла эта субтильная девушка с бойким личиком и подвижными бровями. – Я за вами.

Не успев присесть на диванчик, она уже повернулась к Марине и шепотом спросила:

– Вы на анализ? Мне только результаты забрать.

– Хотите, я вас пропущу?

Девушка активно замахала рукой:

– Что вы, да не надо! Посижу минутку, не переломлюсь! Тем более, знаете, хоть и говорят – перед смертью не надышишься, но так хочется. Боюсь страшно…

– Вы же сказали, вам только результаты получить, – не сообразила Марина.

– Ха. Ну так результаты и есть самое страшное. Пробирки, кровь – это все детский лепет! А вот если, например, ВИЧ? Вы проверялись на ВИЧ? Я вот никогда. Решили с мужем заводить ребенка, – она расторпырила правую руку, чтобы продемонстрировать колечко, – а для этого же надо все в порядок привести. И тут я ка-ак струхнула! Потому что я, знаете, была… как бы помягче… не очень примерной девочкой. Ну, тогда, в молодости! Сейчас-то остепенилась.

На вид ей было никак не больше двадцати пяти. Марина искренне заулыбалась. Было в этой незнакомой девушке что-то заразительно-живое, открытое и безыскусное. Нервничая, она пожевывала губы и теребила бахрому на дизайнерски рваных джинсах. Саму Марину это шевеление немного нервировало, и она поймала девушку за руку: