Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мда… И кто это привил ребёнку любовь к мальчуковому имени? Уж явно не мать. Ни одна женщина в здравом уме не станет называть девочку, как пацана. А вот Василиса, между прочим,звучит очень красиво.
Ну да ладно. Это вообще не моё дело.
— А ты тепель будешь нашей мамой?
Поперхнувшись собственной слюной, оборачиваюсь на Тасю, смотрящую на меня широко распахнутым огромными голубыми глазами.
— Эм… нет. Почему ты так решила?
— Потому сто ты у нас дома ночуешь и ходишь в папиных вещах. И готовишь кушать, — безхитростно улыбается.
— Ну… я просто попала в сложную ситуацию, а ваш папа мне помогает… А что, у вас прежде другие тёти дома не ночевали?
Боже, и кто меня за язык тянет? Угомонись, Стрельникова, это не твоё дело!
— Не-а.
— Что, вообще ни разу? Никогда? Ну, может, просто приходили в гости… — остановись, остановись, остановись!
— Не помню такого…
— То есть, получается вы всегда жили только с папой? И больше никого с вами не было?
— Марья Алексевна, можно тебя на минутку? — подскакиваю на месте, услышав за спиной голос Бородача.
Чёрт… дотрынделась…
Молча откладываю ложку с фаршем на столешницу, нервно улыбнувшись девочкам, выхожу в гостиную и в ступоре застываю, потому что Бурый стоит передо мной по пояс голый.
Нет, ну я видела его уже с обнажённым торсом прошлой ночью… но тогда было слишком темно, так что это не в счёт. Я там ничего и разглядеть-то толком не успела.
Зато сейчас всё более чем хорошо видно. Надо, признать, тело у Миши Бородача шикарное. ЗОЖ не прошёл даром и определённо дал свои плоды…
Боже, что я опять несу?!
Резко отвожу взгляд в сторону, ибо Лиза в детстве учила, что пялиться на посторонних людей не красиво. Но глаза против воли так и тянутся обратно.
Идиотизм какой-то. Что я мужиков голых на пляже не видела? Хотя, объективно говоря, Бородач на тех с пляжа вообще не похож. Вместо пивного брюшка прошитый мышцами пресс и рельефные руки с выпирающими венами.
Такое тело хочется нарисовать. Да… я бы его с удовольствием нарисовала…
— А Кирюша твой ругаться не будет, что ты вдали от него на посторонних мужиков пялишься? — резко подняв наверх глаза, встречаюсь с вопросительным взглядом Бурого.
— У вас завышенная самооценка, Михаил Валерьевич. Я смотрела на муху.
— Какую муху?
— Вон там, не стенке у вас в зимнюю спячку впала, — тычу пальцем в направлении стены. — Уже улетела. Проснулась наверно. Не выдержала вида вашего обнажённого тела. Кстати, вас не учили, что ходить в неглиже перед посторонними девицами неприлично?
— Мой дом. Как хочу, так и хожу, — подхватывает с дивана футболку и быстро натягивает на себя. — Вообще-то я переодевался.
— А меня тогда зачем позвали? Или вы из тех, кто любит, когда смотрят? Как их там называют… эксгебиционисты, кажется.
— Мозговыносисты. Это если речь идёт о тебе. А звал я тебя, Маша, чтобы по жопе твоей распрекрасной надавать.
— Да что ж вам моя попа всё покое не даёт? Это уже на помешательство какое-то смахивает. Или я вам нравлюсь?
— Значит так, — выдыхает Бурый, закатывая глаза. — Разведчица хренова. Если хочешь что-то узнать о матери девочек, то спрашивай напрямую у меня. К ним чтобы не смела с этим вопросом лезть. Это понятно?
— Да. Где мама ваших девочек?
— Много будешь знать, быстро состаришься. И нос курносый вырастет.
— А я думала, нос растёт от вранья.
— А ты, Маша, думай поменьше. Это не твоё, — гад бородатый. — Знаешь такое выражение: любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
— Ну знаю, и что?
— Вот потому и оторвали, что слишком длинный был. Так что береги нос, Марья Алексевна, — на этих словах подходит ближе и щёлкает пальцем мне по носу.
Глава 12
Миша
Уела.
Это единственная мысль, которая проносится в моей голове, когда я смотрю на суетящуюся над обеденным столом Машу.
Нет, эта мелкая коза меня не просто уела, а уделала по полной программе.
Хотя, я и не отношусь к людям, которых в этой жизни ещё можно чем-то удивить. Но вот чего я уж никак не ожидал, так это того, что городская кукла окажется такой рукастой заразой.
И ладно бы она просто перцы эти чёртовы приготовила. Это ещё можно как-то объяснить. Может, это вообще единственный рецепт, который Марья Алексевна освоила и решила таким образом передо мной козырнуть. Но она же на них не остановилась.
За какие-то сорок минут городская финтифлюшка умудрилась нафеячить на наш стол колбасно-сырную нарезку, фаршированные хрен пойми чем яйца, и ещё помидоры фигурно навырезала маленьким ножом, о существовании которого на своей кухне я даже не подозревал.
— Ну, думаю можно уже садиться за стол, — хлопает в ладоши, довольной мордахой оглядывая результаты своего труда. — Где-то через полчасика будут готовы кексы. Мы к этому времени как раз доедим.
Она ещё и кексы успела сделать. Охренительно просто.
И мне бы радоваться тому, что хотя бы на небольшой срок в моём доме появилась бесплатная повариха и нянька для детей. Да только что-то не радуется ни черта…
— Михаил Валерьевич, у вас, кажется, нервный тик, — самодовольно улыбается длинноволосая зараза, как бы невзначай отодвигая меня бедром от стола и раскладывая на него салфетки. Охренеть, она ещё и стол сервирует, как в ресторане. — Левый глаз дёргается. Или это вы так напряжённо думаете о чём-то?
— Думаю, Марья Алексевна. Что-то не сходится с твоими кексами. Они же вроде в формочках выпекаются. А у меня этой хрени на кухне однозначно не имеется. Сдаётся мне, что где-то ты назвездела, дорогуша моя, и просто запихнула в духовку покупное говно, напичканное глюкоматами.
— А вот на глюкоматы я могу и оскорбиться. И вообще, Михаил Потапович, вы бы хоть иногда смотрели, что в магазине покупаете. Формочки для выпекания я предусмотрительно приобрела в супермаркете. Предвещая, что помешанный на здоровом питании папочка, обещанной вкусняшки детям не купит.
— Гематоген это вкусно и полезно. А если ты ещё раз исковеркаешь моё отчество, — хватаю её за руку, и, подтянув к себе, шепчу на ухо. — Я тебя отвезу обратно в лес, откуда подобрал. Без одежды.
— Что… прям совсем без одежды? —