– Точно. На заре времен – ненадолго – все стояли на подобающих им местах: сверху Бог, дальше мужчина, женщина и так далее до самой мерзкой ползучей твари. – Он посмотрел на Аттикуса. – А потом, как обычно, вмешалась энтропия. Человека изгнали из Рая, Потоп и Вавилонское столпотворение внесли сумятицу, и когда-то изящная и стройная иерархия распалась, превратившись в клубок племен и народов. Ясное дело, происходило все совсем не так. Только недалекие трактуют Библию буквально. Но как аллегория она и в самом деле весьма удачна.

– Аллегория на энтропию, – подытожил Аттикус.

В уставе действительно немало говорилось про энтропию, историю, развитие и деградацию человеческого общества.

– И тут появляетесь вы со своим Орденом. Ваша цель – вернуть все на круги своя, как было в райском саду, так? С помощью колдовства.

Брейтуайт презрительно поджал губы.

– Какое грубое слово, – сказал он, буравя Аттикуса взглядом. – Так говорят лишь недалекие простолюдины. Мы не волшебники. Мы – ученые, философы. Мы проникаем в суть природы. Природа незыблема. У природы есть законы, – говорил он, выделяя каждую мысль ударом кулака по столу. – Те, кто верит в колдовство, полагают, будто возможно все. Это не так. Нельзя взмахнуть волшебной палочкой и превратить свинец в золото. Так ничего не добьешься.

– А как добьешься?

– Начнем с того, что большинству людей успех не светит в принципе. Природа не подчиняется жалким прихотям самозваных волшебников. – Он снова коснулся стола, но на этот раз медленно провел по дереву пальцами. – И все же в ней есть трещины. Не лазейки в законах – таких, как ты сам понимаешь, не бывает, – а своего рода частные случаи, природные аномалии, которые, обладая достаточным видением, можно обнаружить и обратить себе на пользу. Хотя и тут есть жесткие границы – так, маленькие чудеса, на большее рассчитывать не приходится. И лишь самые выдающиеся натурфилософы способны на что-то поистине значительное.

– Такие, как вы, например.

Брейтуайт, почуяв издевку в словах Аттикуса, начал раздражаться.

– Мой потенциал еще предстоит раскрыть в полной мере. Но даже теперь я куда могущественнее любого из адептов. Имей это в виду.

– А как же Тит Брейтуайт?

– О, это был исключительный случай. Прирожденный гений.

– Допустим. Вот только как все закончилось?

– Плохо, – признал Сэмюэл Брейтуайт. – Спорить с энтропией – опасное занятие, и гений, увы, не спасает от случайностей. Тит Брейтуайт осознавал, на какой риск идет. И все равно решился.

– Да, и сжег дом.

– Пожар – лишь полбеды, – сказал Брейтуайт. – До сих пор никто не знает наверняка, что произошло в ту ночь. Долгое время считалось, что не выжил никто, кроме арпхемца по имени Тобиас Фут. Он утверждал, что перед тем, как обрушиться, усадьба вспыхнула всеми известными и неизвестными в природе цветами. От такого зрелища Фут повредился рассудком и в итоге угодил в ту же лечебницу, что и Йозеф Таннгаузер, где через год умер. Мне в руки попал его дневник. Читать невозможно, но среди бредней есть намеки на то, что выжил еще кто-то – некая «черная женщина», которая убежала в чащу, как только дом вспыхнул.

Впрочем, об этом стало известно много позже. Поначалу случившееся казалось невосполнимой утратой. Погибли лучшие умы Ордена. Те немногие, кто не участвовал в ритуале, были лишь жалкими прихлебателями и после катастрофы разбежались кто куда. Мы лишились огромных массивов тайных знаний, и работа, которую проводил Орден, замерла.

Только в начале этого века моему отцу удалось по крупицам собрать остатки тех знаний и восстановить Орден. С тех пор мы достигли значительных успехов и теперь, полагаю, готовы продолжить тот великий труд, что прервался в тысяча семьсот девяносто пятом. Однако мир тоже не стоял на месте. Орден Изначального рассвета возник, когда эпоха королей только-только начинала уступать эпохе простолюдинов, – и именно страх перед тем, что она сулит, отчасти заставил Тита Брейтуайта пойти на риск. Могу представить, какой ужас он испытал бы, увидев, что творится сейчас, после ста восьмидесяти лет господства простолюдинов. И тем не менее, все это меркнет перед тем, что ждет нас в ближайшие десятилетия. В общем, действовать нужно быстро. Время уходит.

– Звучит, конечно, серьезно, – признался Аттикус. – Но я все еще не понимаю, каким боком это касается меня.

– Ты – один из сынов адамовых, мистер Тернер, – сказал Сэмюэл Брейтуайт. – Подчеркиваю: сынов. Сила истинного философа передается по крови, а Тит Брейтуайт – истинный сын, превосходящий над всеми – был крайне могущественным человеком. Его сила течет и в твоих жилах. Да, разбавленная, да, немного испорченная, но все же сила, и она нам нужна. Орден Изначального рассвета нуждается в тебе.

Аттикус переводил взгляд с Брейтуайта-старшего на сына и обратно, пытаясь разглядеть хоть какой-то намек на то, что все это надувательство, розыгрыш, подстроенный эксцентричным богачом. Самое забавное, впрочем, что он ожидал чего-то подобного. Читая устав, он что-то такое себе представлял. Вот только в голове это звучало не так глупо…

– То есть вы нуждаетесь в магическом негре? – произнес Аттикус.

Брейтуайт не видел ничего смешного.

– Боюсь, ты не до конца осознаешь, в каком положении оказался. И я понимаю причину твоего смятения. Дело в том, что, с одной стороны, ты – потомок самого Тита Брейтуайта, наиболее близкий его родственник по крови. И именно из уважения к благороднейшему предку я так с тобой обращаюсь: пригласил в гости, а не затащил силком; обеспечиваю не просто безопасность, но и удобство, привечаю, кормлю, даже одеваю. Все это ради Тита Брейтуайта. Но вместе с тем, как ты верно отметил, мистер Тернер, ты – негр. И вот этот факт не вызывает у меня ни капли уважения, хоть ради общего дела я и согласен терпеть – даже дома. Однако терпение мое не безгранично, и ты уже начинаешь испытывать его.

Аттикус вовремя вспомнил про неприкосновенность. Тянуло проверить, такая ли уж она безграничная. Но он не забыл, зачем все это затеял, так что приходилось сдерживаться.

– Я хочу видеть отца.

– Допустим, я дам тебе с ним встретиться. Тогда ты перестанешь досаждать другим гостям? Будешь соблюдать приличия?

– Обещаю оставить остальных гостей в покое. При условии, что они оставят в покое меня.

Брейтуайт вновь скривился. На его лице равно читалось негодование и желание поскорее выставить Аттикуса вон.

– Позаботься об этом – приказал он сыну. – И проследи, чтобы он больше ничего не натворил.

– Будет сделано, сэр, – кивнул Калеб Брейтуайт.

– Скажи Уильяму, что я готов к встрече. Пусть забирает всех с лужайки и ведет сюда.

– Будет сделано, сэр.

– А вот этот понадобится нам на завтрашнем ритуале, – сказал Брейтуайт-старший, кивая на Аттикуса. – До тех пор я не желаю ни видеть его, ни узнавать от Уильяма о его очередных выходках. Я понятно выразился?