– Если вас не проинформировал Мазарини, чего вы ждете от меня?

Эме тяжело вздохнул и уселся рядом. Чертов мерзавец был прав. Джулио Мазарини, кардинал и первый министр, действительно, мягко говоря, «не проинформировал» своего лейтенанта о том, что за тайны роятся под сводами мирного аббатства Нуази. Де Фобер постоянно чувствовал себя слепым кутенком, который беспомощно тычется в стены в поисках выхода. И это постепенно начинало его раздражать. О чем, скажите на милость, бормочет господин де Лекур?

«Ты хочешь, чтобы я угадывал? Тем хуже для тебя. Если я угадаю неверно и сболтну что-нибудь из того, что тебе не стоит знать, ты поплатишься за это жизнью».

– Если вы имеете в виду Мазарини и королеву…

Похоже, Эме с первой попытки попал в цель. Де Лекур изумленно раскрыл глаза.

– Стало быть, вы знаете?

– Причем тут аббат?

– Он сует свой нос везде! – с чувством прошипел Николя. – Что он делает с органом? Чего хочет этот висельник Блез?

– Да при чем тут орган?!

Де Лекур зачастил так, словно плотину прорвало.

– Ее величество приезжает в аббатство тайно. Я впускаю ее через маленькую дверь в западной стене, дальше по хорам монастырской внутренней церкви, к трубам органа. Одна из больших труб – тайная дверца. Вниз ведет винтовая лестница…

– И потому басы «безбожно фальшивят»… – пробормотал де Фобер.

– Откуда вам это известно? – напрягся де Лекур.

– Так говорит органист.

– Вот пройдоха! Мы всегда держали на этой должности пьяниц, которым наплевать на чистоту басов. Но этот Блез, чума на его голову! Он приехал вместе с новым викарием и уже пытался жаловаться на звучание труб. К счастью, предыдущий викарий стоял одной ногой в могиле, и всеми хозяйственными делами заведовал я.

– А Филипп д’Исси-Белльер?

– Для него это место было спасением от бесчестья. Он знал, что ему придется держать язык за зубами и при необходимости «ничего не видеть и не слышать».

– А господин де Линь не знает?

– Он свалился к нам как снег на голову. Речь, как вы понимаете, идет о слишком высокопоставленных особах, чтобы рисковать. Если этот красавчик наткнется на тайный ход…

– То Мазарини и Анна найдут себе другое место для свиданий, – невозмутимо пожал плечами лейтенант.

Николя стиснул зубы. Де Фобер вопросительно поднял бровь.

– А, понимаю. Похоже, вы не бесплатно отпираете калитку в западной стене, не так ли, господин де Лекур?

– Разве вас послали сюда не для того, чтобы избавиться от де Линя, лейтенант? – голос монаха был полон желчи. – Разве жизнь одного никчемного аббатишки что-то значит по сравнению с честью королевы и планами вашего господина? Это надежное место. Никто не знает…

«Тут ты ошибаешься, де Лекур. Знают. Или просто лжешь. Ты ведь так «удачно» знаком с мастером-кукольником. Может быть, это просто совпадение. А может… Только этого я не узнаю до тех пор, пока Мазарини не решится на новое свидание с Анной. А они, в том ты, Николя, не ошибаешься, явно опасаются чужака в должности викария…»

Эме кивнул.

– Вопрос с де Линем нужно уладить. Вы правы, господин де Лекур. Только пока все не так просто. У меня нет причин арестовать аббата. Из Филиппа д’Исси-Белльера вышел никудышный убийца, и даже умер он без толку. Вы не пробовали яд?

Честно говоря, де Фоберу очень не хотелось услышать положительный ответ. С Николя станется, а он, Эме, все же вчера ужинал с викарием.

– Я думал об этом, – де Лекур устало потер запястья. – И даже, вы не поверите, раздобыл снадобье. Но это непростое дело. У аббатишки «слабое здоровье». И папское разрешение питаться отдельно. Монастырская пища, видите ли, слишком груба для нежного викария де Линя. А уж вина он заказывает из Парижа, словно какой-нибудь герцог.

– Думаю, я сумею вам помочь, – заметил лейтенант. – А заодно и себе.

– Вы правда хотите это сделать? – глаза господина де Лекура загорелись. – Вам будет нетрудно. Я передам яд…

– Надеюсь, он не убивает сразу? – уточнил Эме. – Это будет слишком подозрительно.

– Нет, что вы. Симптомы в точности, как при лихорадке: озноб, жар, беспамятство. Человек умирает медленно, но верно.

– Вы настоящий волшебник, господин де Лекур, – кисло скривился лейтенант.

Интересно, согласится ли Андре де Линь изображать озноб, жар и беспамятство. Или проще его пристукнуть по-настоящему?

Он поднялся, давая понять, что разговор окончен, и отправился обратно в церковь.

– Куда вы, лейтенант? – тут же забеспокоился де Лекур.

– Как куда? Защищать нашу тайну, то есть ваш хрипящий в басах орган, от посягательств господ с тонким слухом.

Бывший помощник викария облегченно вздохнул. И засеменил прочь. Не иначе как за ядом.

– Господин де Линь! – крик Эме многократным эхом заметался под сводами храма. – Андре, вы меня слышите?

Такой ор, по прикидкам де Фобера, должен был впечатлить не только обладающего прекрасным слухом викария, но и любого полуглухого звонаря. Однако вместо аббата на вопли лейтенанта откликнулся органист.

– Господин де Линь занят, – в голосе рыжего Эме, обладающий по нужде не менее чутким слухом к интонациям, чем музыкант к фальшивым нотам, почему-то не почувствовал уверенности.

– Я запамятовал… У меня к нему еще одно срочное дело. Попросите аббата спуститься вниз.

– Я… Я не могу.

Де Фобер пожал плечами.

– В таком случае, мне придется подняться наверх.

Настил опасно раскачивался под его шагами. «Не держаться за трубы, держаться за перила», – машинально напомнил себе лейтенант. Он не боялся высоты, но шаткие доски в сочетании с темнотой вызывали какое-то подсознательное беспокойство.

Блез неуверенно отвел взгляд.

– Ну, и где де Линь? – осведомился Эме, обнаружив, что возле клавиатуры Андре нет. – В какую из труб вы уже успели его засунуть, милейший?

Де Фобер презрительно пнул ближайшую.

– Умоляю, осторожнее! – взмолился органист.

– Я спрашиваю, где он?

– Господом клянусь, не знаю! Ушел.

– Что значит ушел? Я сам не ушел дальше церковного крыльца. И никакого де Линя не видел, так что из церкви аббат не выходил. Хотите, для убедительности тоже Господом поклянусь?

– Тут много других… дверей… – чуть слышно прошептал Блез.

– Понятно. Тайных дверей, вы хотите сказать?

Рыжий попятился к перилам, испуганно поглядел с высоты вниз, в полутемный зал. Тон гвардейца Блезу не нравился.