– Я ведь наложница, – отвечает Рисса, словно это все объясняет. Полагаю, так и есть.

– Думаю, питомец, теперь нам пора уходить, – говорит Фульк, привлекая мое внимание к его лицу. Король опускает глаза на линию моего декольте. – Идем наверх. Хочу сию же минуту овладеть твоим золотым влагалищем, раз уж Мидас заявил, что заберет тебя до рассвета.

Меня поднимают за руки, и, когда я встаю, кровь в сведенных судорогой ногах приливает к ним обратно.

– Ступай, девочка, – приказывает он Риссе. – Сегодня вечером ты мне не понадобишься.

– Да, ваше величество, – легонько склонив голову, отвечает она, после чего отворачивается и изящно ускользает к мужчинам, которые продолжают ею любоваться.

Все так же держа меня за руку, Фульк поворачивается к Мидасу.

– Желаю тебе спокойной ночи, – с ухмылкой говорит он. – Мне не терпится заполучить ее в свое распоряжение.

Царь Мидас кивает Фульку, но смотрит карими глазами на меня:

– Наслаждайся.

Больше он ничего не говорит. Словно я вино или пирожное, приготовленное ради удовольствия короля Фулька. Я отворачиваюсь от Мидаса, мне слишком больно смотреть на него. Эта паучья трещина начинает расползаться дальше.

Нас окружают несколько стражей, когда Фульк спускается со мной по ступеням помоста. Его свита – единственное, что разделяет меня и смеющуюся толпу, которая начинает гудеть и выкрикивать всякие непристойности.

– Заездите эту позолоченную наложницу, сир!

– Хорошенько вытряхните из нее золото!

От непрекращающихся вульгарных слов я щелкаю зубами. Ленты так и тянутся наброситься на толпу, заострить свои края и порезать их ухмыляющиеся рты. Когда король Фульк решает подзадорить зрителей, отпустив мою руку и хлопнув по заднице, концы лент свиваются вокруг ребер как сжатые кулаки.

Нужно быть сильной.

Я обязана быть сильной.

Не говоря уж о том… что только от одного его прикосновения к моим ягодицам я сжимаюсь от страха. Где же мне найти силы, когда он дотронется и до других частей моего тела? Где мне найти силы, чтобы все это вынести?

Трофей.

Сиди смирно.

Веди себя хорошо.

Доверяй ему.

И внезапно, прямо посреди бального зала, на глазах у глумящейся публики, я решаю, что не стану этого делать.

Не желаю, чтобы этот мужчина ко мне прикасался. Меня не волнует, что он король. Не волнует, что мой царь продал меня на ночь Фульку, что благодаря этому выиграл сражение. Я не хочу этого и не буду безропотно мириться с таким положением. Я не буду хорошо себя вести. О таком… Мидас не имеет права просить меня о таком. Не может требовать.

Стоило нам подойти к блестящим дверям, как я резко остановилась.

Сначала король Фульк и его стража даже не замечают. Они слишком увлечены празднованием. Охвачены радостным волнением.

Когда они приближаются к дверному проему, все пятеро, кажется, понимают, что меня рядом нет, и оглядываются назад. Я отстала от них на несколько шагов. Король поворачивается последним, но заговаривает первым. Его густые седые брови сходятся на переносице.

– Ко мне, питомец.

Шея жесткая как камень, но мне удается покачать головой:

– Нет.

Клянусь, мой голос гулко разносится по залу. Нелепица, поскольку здесь двести человек, а музыканты все еще играют – пускай и пьяно. Но одно тихо произнесенное мной слово… прозвучало как грохот лавины, потому что все замолкают и прислушиваются, чтобы понять, что нарушило атмосферу в зале.

– Что? Что ты сказала? – спрашивает король Фульк, и все его хорошее настроение мигом улетучивается. Теперь его темные глаза сверкают от неверия и негодования.

Я отступаю на шаг и качаю головой, моя решимость непоколебима, хотя страх становится сильнее.

– Я – фаворитка царя, – выпятив подбородок, произношу я уверенным голосом, который не сходится с тем, как дрожат у меня руки. – Несмотря на мою внешность, я не разменная монета.

Если до этого мне казалось, что в зале царит тишина, но теперь она оглушает. Стих даже ветер за окном. Я оглядываюсь, хотя и не знаю зачем. Ищу союзника? Так у меня его нет.

Я не жду удара, но тут голова запрокидывается вправо, а из глаз от боли сыплются искры.

Единственное, что помогает мне устоять после пощечины, – это его руки, которые крепко стискивают мое платье сзади. Вместе с ним он сминает несколько моих лент.

Фульк грубо поворачивает меня к Мидасу, который уже шагает в нашу сторону. Толпа расступается перед ним, словно он стремительное речное течение, рассекающее землю.

– Так вот как твои наложницы разговаривают с царем? – спрашивает Фульк. Он трясет меня, и из его рта от злости вылетает слюна и приземляется на мое пульсирующее от боли лицо. – Да я ей голову оторву!

– Вообще-то я поделился с тобой ее влагалищем, а не головой, – холодно отвечает Мидас, проходя мимо удивленной толпы.

По щекам у меня тоже бегут тихие реки, жалкие капли, которым не по силам изменить ситуацию, и они беспомощно падают на пол у моих ног.

Знаю, что должна была держать рот на замке. Знаю. Но ничего не могу с собой поделать, к тому же я и так в беде, так какая разница? Черт возьми, что мне терять?

– Разве я не сто́ю больше? – тихо спрашиваю я. Не у Фулька, а у Мидаса. Не о золоте моей кожи, а о любви моего сердца. Разве она не достойна большего?

– Сто́ишь? – остановившись напротив меня, негодует царь Мидас. Его голос тихий, но стоящие неподалеку зеваки прекрасно его слышат. Все придвигаются ближе, стараясь разобрать его слова. – Ты сто́ишь дороже всего золота в этом замке. Но ты принадлежишь мне, и я буду распоряжаться тобой так, как сочту нужным.

Никогда не слышала, чтобы сердце разбивалось вдребезги, но это похоже на звук треснувшего стекла.

Но ведь ты обещал защищать меня. Обещал, что твое сердце всегда будет принадлежать мне.

Я хочу произнести эти слова, но молчу. В мокрых глазах видна кричащая правда этих молчаливых слов, но мой царь меня не слышит.

Мидас смотрит на своего союзника.

– Прошу прощения, король Фульк. Простите ее за простодушие. Я всегда ее баловал. Более она не будет дурно себя вести.

Не знаю, успокаивает ли это Фулька, потому что смотрю не на него. Мидас кидает взгляд на стоящих за мной стражей.

– Отведите Аурен в покои короля Фулька.

– Нет!

Чувствуя прилив сил, я пытаюсь вырваться, но двое стражей Фулька тащат меня вперед, не прилагая никаких усилий. Зажатая между фиолетовыми доспехами стражников, я схожу с ума от гнева и шока. Я сыплю в их сторону проклятия, но их хватка не ослабевает.