Отец перепрятал их на чердаке нашего дома, но, перед смертью, в свою очередь, завещал их мне с тем же напутствием, что Доржиев дал ему. Так вот, к статье я приложил и несколько снимков этих табличек. За то время, что они у нас в доме хранились, мне удалось расшифровать там всего несколько фраз, и все они сводились к каким-то путешествиям во времени и пространстве, которыми владели составители этих табличек. В статье я написал, что сами таблички давно утрачены, остались лишь те фотографии, которые были мною опубликованы. На самом деле таблички тогда все еще хранились в доме моего отца, где до сих пор проживает мой младший брат. А написал я так специально, потому что боялся, что советская власть может их попросту конфисковать, чтобы не будоражить память верующих. Черт меня дернул вообще написать эту статью!

Дагбаев приложился прямо к бутылке и, после приличного пропущенного глотка, продолжил:

— Ну вот, потом по следам этой статьи сюда и приехал Федотов, представился тайным хранителем Дацана Гунзэчойнэй и учеником Доржиева. Слова свои он подтвердил серьезно, показал мне фотографии, где он был снят с Доржиевым, его письма, в том числе и к нему самому. Как историк Российского буддизма, я хорошо знал почерк Доржиева и не мог ему не поверить. А, надо сказать, что в то время я только что разошелся с женой, и Джамцхо поддержал меня в моем горе материально ну и, — при этих словах Дагбаев гулко щелкнул себя пальцем по своей гадючьей шее, — морально. Ну, я, будь неладен, и раскрылся перед ним, как последний олух, всю правду про таблички рассказал. Тогда он предложил мне кругленькую сумму за эти таблички и пожизненную поддержку, типа пенсии, сказал, что у него они будут храниться надежно. Я поверил. Мы хлопнули по рукам, я съездил в Улан-Удэ, привез ему эти таблички. Так началось наше знакомство.

— И это все, зачем вы меня затащили в этот гадюшник? — спросил Николай, у которого уже началось туманиться в голове от стоящей в комнате вони солдатского нужника, которую не могла перебить даже открытая форточка.

Дагбаев краем острого глаза цепанул лежащие на столе деньги и сделал многозначительное лицо.

— Конечно, нет, — это были всего лишь ответы на ваши собственные вопросы. — Так вот, Федотов после этого случая еще не раз приезжал ко мне — когда за консультацией, когда по каким-то своим делам. И всегда он останавливался у меня, я даже, бывало, вынужден был жильцов своих выгонять. Разумеется, платил людям неустойку, но Харитон Иринеевич мне выдавал серьезную компенсацию, так что я даже всегда рад был его приезду. Правда, обычно о своем прибытии он мне сообщал письмом заранее, поэтому я успевал улаживать дела с квартирантами, и все обходилось без скандалов.

Но вот, года три с лишком назад — в мае, кажется, он нагрянул внезапно, безо всякого предупреждения, и с выселением моих квартиросъемщиков возникла заминка. Что было делать? В гостиницу он не хотел, почему-то кэгэбэшников боялся — вы же знаете, майоры Пронины там пасутся, как коровы на лугу. Так я ему двухдневную путевку выходных дней организовал на нашу профсоюзную базу отдыха, чтобы за это время с жильцами дело утрясти. У нас там такие хорошие домики стоят в лесу у реки — с верандой, кухней, холодильником, электроплиткой — все как положено. Ну а не хочешь сам готовить — столовка к вашим услугам. Красота, одним словом!

— А что вы ему свою комнату не оставили, могли бы здесь, в этой халупе, пока пожить?

— Да я тогда с Галькой еще знаком не был, это уже потом мы у киоска по приему стеклотары сконтачились на почве общих интересов. Короче, у себя поселять в комнате Федотова я не стал — не люблю я, когда два мужика бок о бок трутся в тесноте, как два педика, да и у него такого желания не было. Да все это ерунда, я о главном хочу сказать, да боюсь, как бы вы меня опять… — Дагбаев выразительным жестом показал удушение на своем морщинистом горле.

— Если будете говорить правду, какой бы она ни была, а не наклеивать этикетки на честных людей, то можете не беспокоиться — не трону.

— Ладно, давайте деньги, — решительно протянул руку к купюрам Дагбаев, — с деньгами и повеситься не страшно.

Николай позволил собеседнику сгрести деньги, которые тот внимательно пересчитал, удовлетворенно хмыкнул и положил в нагрудный карман мятой, фланелевой ковбойки, которая после стирки вероятно должна была бы стать желтого цвета.

— Так вот, тогда как раз была пятница, и я после работы привез Федотову путевку. А по ней, Николай, я вам скажу, можно было хоть одному приезжать, а можно и с семьей, и, вообще, хоть с кем, хоть с чертом в ступе, она давалась на домик, а не на количество отдыхающих. И там спать было где — кроме кровати еще и диван имелся, да на веранде еще и раскладушка. Кстати, меня об этом Дагбаев заранее спрашивал специально. Короче он взял путевку, пошел, куда-то там позвонил — у нас тут через дом телефон-автомат висит — ну и через полчаса-час такси приехало, шофер за ним зашел. Ну, а я из любопытства вышел следом, глянуть, кого он в компаньоны отдыхать взял. Ну и вижу, сидит в машине девушка, вроде, жена ваша с виду… — с этими словами Дагбаев опасливо отстранился от Николая.

— Что вы несете? Вы что, знаете мою жену?

Дагбаев замахал руками, словно отпихиваясь от чего-то:

— Боже упаси, боже упаси! Не знаю никакой вашей жены, никогда не знал и знать не хочу! Просто, когда вы вчера свой лопатник доставали, то во внутреннем его развороте, под прозрачной пленкой, я увидел фотографию той самой женщины из такси. Только тогда она была помоложе. Я и подумал, что, кроме жены, такого возраста у вас вряд ли еще кто-то есть, чтобы носить фото с собой. А сегодня, когда вы доставали из бумажника деньги снова, я специально посмотрел на фото и понял, что не ошибся.

В сердце Николая что-то дрогнуло и заныло.

— Вы точно не ошиблись? — спросил он сломанным голосом.

— Это я-то ошибся? Да я еще не спятил окончательно! — выпалил Дагбаев с нелепым пылом. — Вы же сейчас спросите меня, куда они ездили, и если я сказал неправду, то вы потом вернетесь и тогда уж точно меня задушите совсем.

— А и, действительно, куда они ездили?

— Я же говорю, на нашу базу отдыха — «Работник социалистической культуры», это в Заельцовском бору.

— А подробнее?

Дагбаев обернулся, открыл ящик тумбочки, на которой стоял телевизор, и достал оттуда сложенный вчетверо, линованный в клетку, лист бумаги. Он отдал его Николаю со словами:

— Здесь номер автобуса, который идет туда с автовокзала. Если же захотите отправиться туда на своей машине, то советую сначала все равно заехать на вокзал, там висит схема маршрута.

Николай развернул листок и, смяв, в ярости бросил его на стол. Дагбаев беспокойно вопросил:

— Разве я не заработал своих денег?

— Вспомните, Степан точно, когда это было? — вместо ответа, спросил Николай.

— Сейчас-сейчас… Дайте минуточку… — Дагбаев стал усиленно растирать мочку уха. — Три года назад… А, вот! Тогда сирень вовсю цвела! У меня картинка перед глазами: такси, а сзади фоном сирень буйно цветет. А когда она цветет?