Мужчина откинулся на спинку стула, сонная наволочь мгновенно улетучилась с его лица, он важно раздул щеки и выпятил грудь, и теперь своим видом вполне соответствовал собственной высокой должности.

— Я заведующий. Давайте!

— Что давать?

— Путевку, что же еще?

— Извините, я по другому вопросу.

— И какому же? — взметнул вверх выгоревшие брови на низком, с залысинами, лбу начальник.

— Тут вот какое дело, — начал Николай, оценивая заведующего на предмет сговорчивости, — у вас здесь три года назад, а точнее в мае, отдыхала одна парочка — мужчина, уже в возрасте, по виду монгольского типа, и одна девушка. Довольно красивая, ее невозможно не запомнить. Вот ее фотография.

Николай достал из бумажника снимок Ксении и протянул его собеседнику.

— Да, весьма симпатичная девушка, только знаете, сколько людей проходит здесь каждый сезон? Сотни! У нас ведь и зимой люди отдыхают, а вы хотите, чтобы я вспомнил то, что было даже не в этом сезоне, а несколько лет назад. Ясно дело, я ничего не помню!

— А у вас есть что-то вроде журнала регистраций, где можно было бы посмотреть, кто тогда в мае у вас отдыхал? Я бы по фамилиям узнал.

— А вы, собственно, кто будете? Такие данные мы предоставляем только органам.

Николай полез во внутренний карман пиджака, вынул оттуда фляжку коньяка «Курвуазье» и поставил на стол.

— Может, обсудим проблему за рюмкой чая? — вкрадчиво предложил он.

Заведующий сделал судорожное глотательное движение и, облизнув губы, спросил:

— Французский?

Николай небрежно кивнул.

Собеседник энергично замотал головой:

— На работе не положено… Но я скоро закончу.

— Я не могу ждать, товарищ?…

— Зовите меня Павлом Ивановичем… Что же вы не присаживаетесь?

— Так вот, уважаемый Павел Иванович, — усевшись на стул напротив собеседника, продолжил разговор Николай, — у меня совершенно нет времени. Вы можете взять коньяк себе, потом как-нибудь выпьете.

Собеседник быстренько спрятал бутылку в стол.

— Видать, дорогущий. Небось, за чеки взяли в «Березке»? Я такой никогда не видел! — совершенно иным, угодливым тоном, проговорил Павел Иванович.

— Ну, вроде того, — уклончиво ответил Николай — этот коньяк Ксения привезла из Рима два месяца назад, когда там проводилась выставка ее картин, и он действительно стоил прилично — с месячный оклад иного директора или генерала.

— Послушайте, да я же вас знаю! Вы — Николай Север, знаменитый чемпион! — протянул к Николаю руки заведующий, словно к родному брату, которого не видел лет десять.

Николай слегка улыбнулся — несмотря на мрачное настроение, ему было приятно быть узнанным, это иногда помогало решить определенные проблемы.

— Мой сын из-за вас когда-то в бокс пошел, только ничего хорошего из этого не вышло — ему там пару раз морду начистили, он и бросил. И то дело — хоть с мозгами остался, и теперь институт кончил, а так бы…

Заведующий базой осекся, поняв, что сказал что-то не к месту, и сразу же перевел разговор в деловое русло:

— Вся наша документация за прошлые годы хранится в Областном управлении культуры, но вам там никто ее не даст. Однако лично для вас я готов съездить туда и во всем разобраться.

— Так поехали, я на машине.

Заведующий посмотрел на наручные часы.

— Сегодня не успеем, уже половина четвертого, а там до пяти работают. Да к тому же просто так к нашим бабам там не подступишься, пока лясы с ними поточишь, комплимент сделаешь, шоколадку или духи подаришь, пока искать будут — то да се. Давайте завтра с утра все сделаем.

— Нет, это поздно, в моем случае время совершенно не терпит.

Возникла тягостная, молчаливая пауза, во время которой Павел Петрович отчаянно чесал затылок, и Николай слышал, громкий, казалось, набатный, стук дятла в лесу, словно бьющий прямо ему в голову.

— А давайте, я жену кликну, она у меня тут и за повара, и прачечной заведует. Может, она что вспомнит.

Павел Петрович неуклюже поднялся со стула и подошел к открытому окну.

— Лида, Лидуся! — закричал он в окно.

Откуда-то снаружи дома послышался женский недовольный голос:

— Ну, что тебе? У меня тут тесто пухнет!

— Бросай его к чертовой матери, давай иди сюда быстрей!

— А что такое?

— Говорят, иди сюда! Дело срочное.

— Да уж иду, иду…

Николай в это время бессмысленно блуждал взглядом по кабинету, но вдруг его глаза зацепились за цветную фотографию, стоящую в рамке на столе. Там, на фоне дачных домиков в лесу, был заснят Павел Петрович среди двух женщин. Одной из них была дородная, совершенно безликая тетка, в кудряшках на крупной голове и со слоновьими ногами, а другой — хрупкая, довольно милая, чернобровая девушка, лет восемнадцати, с двумя толстыми, короткими косицами, лежащих на плечах, и обряженная в изумительное кремовое платье, совершенно не предназначенное для дачного отдыха.

Николай вздрогнул и даже привстал с места, он схватил фотографию и стал ее внимательно рассматривать. Именно в этом платье была Ксения в тот день, когда они познакомились! Спутать ни с каким другим его было невозможно, его она привезла из Парижа, и оно было не какое-нибудь там «прет о порте», а «от кутюр» фирмы Пьера Кардена. И подарил платье Ксении, вместе с точно таким же, но только розовым, в блестках, сам маэстро — тогда он купил одну из картин Ксении, а в знак признания ее таланта одарил этими эксклюзивными платьями, специально для нее пошитым и стоящих целого состояния.

Поступил он так потому, что деньги и драгоценности давать советским людям было нельзя, все равно их потом забирало государство, а взамен выдавало небольшой процент чеками. Вот и придумал такой подарок. Платья ведь не отнимешь. Ксения сама Николаю об этом рассказывала.

Потом он видел это кремовое платье на ней еще раза два, но вскоре после того, как они поженились, оно исчезло из ее гардероба. Тогда Николай не придал этому никакого значения, но теперь это стало для него важным.

— Кто эта девушка и откуда у нее это платье? — тыча пальцем на фото, взволнованно спросил он Павла Петровича, когда тот вернулся к столу.

— О, эта наша с Лидой дочка! Ветреная девчонка, я вам скажу, несчастная дуреха. Мы отослали ее учиться в Москву, чтобы вдали от нас она набралась ума, а она в этой Москве вышла замуж и показала нам нос. С тех пор мы ее как не видели! Иногда только письма соизволит писать или позвонит. А насчет платья я ничего сказать не могу, тряпки — они и есть тряпки, одним словом. Это по бабьей части, вы лучше у жены моей спросите, она лучше знает. Вот если бы Вы захотели поговорить со мной по поводу катеров или моторных лодок, тогда бы я мог с вами побеседовать с удовольствием, у меня у самого катер «Прогресс». Хотите, можем вечерком покататься по реке, рыбку половим?