Беру книгу и иду к кровати. Осматриваюсь в поисках подушки, которую можно бросить на пол и присесть на нее, но замираю, услышав безапелляционный приказ:

– Сядь на кровать. – Я смотрю расширившимися глазами на господина Заида. Как это – на кровать? Рядом с ним? Или в ногах? Но он уже отвечает на мой незаданный вопрос, стуча ладонью по месту рядом с собой. Сам уже забрался под тонкое одеяло, но его голый торс по-прежнему виден, и это смущает. Я стараюсь не смотреть в ту сторону, чтобы еще сильнее не сбиваться с мысли. – Садись, Амира, – повторяет он, и мне ничего не остается, кроме как обойти кровать и занять предложенное им место.

В спальне горит только тусклый потолочный свет и прикроватные лампы. Атмосфера… особенная. Разительно отличается от той, какая была днем, когда я читала господину Заиду. Сейчас воздух искрит, становится горячим и густым настолько, что кажется, словно я могу его потрогать руками. Сажусь на край кровати как можно дальше от господина и стараюсь незаметно вытереть сначала одну ладонь о подол абаи, а потом, перехватив книгу, – вторую. Волнение во мне нарастает.

– Садись нормально. Откинься спиной на подушки и подними ноги на кровать.

От глубокого негромкого голоса по спине ползут мурашки. Я не могу проанализировать свои ощущения, в голове все перемешалось, а тело реагирует на каждый звук и поток воздуха. Выполняю указания и, затаив дыхание, разуваюсь, а потом располагаюсь на кровати. Бедром чувствую край матраса. Я нуждаюсь в этом пространстве между нами. Будь моя воля, я бы еще отгородилась подушкой, но вряд ли он позволит.

– Подвинься ближе, Амира.

Этого приказа я боялась больше всего, но выхода нет. Придвигаюсь. Меня спасает только то, что кровать настолько широкая, чтобы между нами оставалось достаточно пространства, и я могла свободно дышать. Но каждый вдох доносит до меня мужественный, мускусный запах, который – несмотря на все мои страхи и ненависть – привлекает. Этот мужчина как магнит. На него хочется смотреть, его хочется слушать, и, может, при других обстоятельствах мне бы даже захотелось его прикосновений. Но не в этой жизни и не после всего, что сделал он и Малих. Теперь я не порченный товар – предпочитаю так о себе не думать, – а девушка, которой навсегда закрыты двери к удовольствиям.

– Читай, – звучит короткий приказ, и я начинаю.

Спустя примерно полчаса господин Заид прерывает меня:

– Довольно. – Я выдыхаю с облегчением в надежде, что теперь он отпустит меня. Все то время, пока читала, постоянно чувствовала на себе его прожигающий взгляд, от которого кожа воспламенялась. Я могла точно проследить его по ощущениям на своем теле. Казалось бы, я прикрыта абаей, но чувствовала себя голой. – Расскажи еще что-нибудь о себе.

– М-м-м, что, например?

– Не знаю, что-нибудь из детства.

Прикрываю глаза до момента, пока обложка книги, лежащая на моих коленях, не начинает расплываться, и не становится просто синим пятном. Я не думаю о том, что ему рассказать, просто озвучиваю первое, что приходит в голову.

– Когда я была маленькой, мы ездили в деревню к подруге моей бабушки. Они с мужем держали баранов. Когда родители не видели, мы с внуками бабушки Маляз пытались покататься на них.

– Получилось? – хмыкнув, спрашивает господин. Я улыбаюсь.

– Однажды Баяд с Салехом усадили меня на самого большого барана. Я вцепилась в его шерсть и, видимо, слишком сильно потянула, потому что, вскрикнув, баран кинулся бежать. К счастью, он был чересчур неповоротливым и медлительным, поэтому, когда скинул меня, я не сильно ушиблась. Но колени разбила в кровь. Ох, и ругала меня тогда мама.

– Сколько тебе было лет?

– Около восьми.

– Ты хорошо помнишь свое детство?

– Тете пришлось долго разговаривать со мной, помогая вспомнить, – вздохнув, отвечаю я. – После смерти родителей… – Я сглатываю ком в горле, в который раз напоминая себе, что рядом со мной сидит человек, убивший моих вторых родителей. Если не лично, то он точно был тем, кто отдал приказ. Сердце снова тоскливо ноет от осознания, что я осталась одна на целом свете. – После смерти родителей большинство воспоминаний стерлись как будто за ненадобностью.

– Психика боролась с болью.

– Наверное, – тихо отвечаю я. – Но тетя не сдавалась, она постоянно говорила о том, как сильно родители любили меня. Рассказывала, как встретились мама с папой, как полюбили друг друга, как были счастливы, когда я родилась.

Затихаю, потому что еще слово – и я покажу этому мужчине свою слабость. Позволю копнуть туда, куда никому никогда не будет доступа. Моя семья – это та часть моей жизни, которая останется только со мной. Четыре человека, навечно запертые в моем сердце. Единственные, кому там хватит места.

– Тебе нравится этот дом?

Нет! Не нравится! Ни дом, ни ты, ни все эти люди, которые живут тут! Я хочу вернуться домой. Туда, где я была счастлива. Где последний раз улыбалась по-настоящему.

– Красивый, – выбираю для ответа наиболее безопасный вариант.

– Красивый, – задумчиво повторяет он. Мы молчим некоторое время, а потом я чувствую, как матрас прогибается и, не открывая глаз, знаю, что господин привстал и теперь смотрит на меня. – Ты красивая, – он говорит это таким тоном, словно посвящает меня в какую-то страшную тайну.

Мне хочется зажмуриться еще сильнее и поверить в то, что я в нормальном мире с нормальным мужчиной, и всех тех кошмаров, которые я пережила, в моей жизни не было. И я все еще беззаботная восемнадцатилетняя девушка, перед которой открыты все двери. А дальше мое тело каменеет, когда я чувствую бороду, которая трется о мою скулу, а за ней – мягкие губы на своей коже. И горячее дыхание, от которого останавливается мое собственное. Я замираю. Не дышу и не двигаюсь, но сердце колотится часто-часто. Оно, наивное, все еще во что-то верит. Или просто боится не меньше, чем тело, познавшее адскую боль.

Наконец теплые губы достигают моих, и я сжимаю веки сильнее. Просто переждать, пока это закончится. Я ведь сама хотела оказаться в постели господина Заида, что теперь роптать? Пытаюсь уговорить себя расслабиться и не показывать своего страха, но это практически нереально. Он касается моей щеки кончиками пальцев. Нежно, что совершенно не вяжется ни с его внешностью, ни с характером. Губы настойчивее касаются моих, язык проходится по моей верхней.

– Впусти меня, – шепчет он в губы, и мои глаза распахиваются.

– Впустить? – смотрю на него непонимающе.

Господин Заид слегка улыбается и кивает.

– Впусти.

– Как?

– Просто приоткрой губы.

Я зажмуриваюсь и делаю так, как он говорит. Он снова касается моих губ, мягко раздвигает их и проникает в рот, касаясь моего языка своим. Я пытаюсь ничего не чувствовать, стараюсь помнить про свою ненависть, но эта нежность постепенно вытесняет и страх, и каждое из негативных чувств, расцветая теплотой внизу живота. Это тоже пугает, но я не смею пошевелиться или, тем более, оттолкнуть мужчину. Просто позволяю ему закончить начатое. Мысль о том, что он может дойти до конца и взять меня, снова сковывает все тело. Я сжимаю руки в кулаки и задыхаюсь от страха.