Тремя днями позже Чейсон стоял на тонком, глубоко провисшем поперечном канате, держась левой рукой за вертикальный линь, раз за разом раскачиваясь всем телом в сторону открытого воздушного простора. Он пытался ухватиться за ручку лебедки, дразняще повисшую вне досягаемости.

Казалось, будто во вселенной остались только он сам и эти тросы. Их продолжение пропадало в серой мгле сверху, снизу и по обе стороны. Туман довольно быстро перемещался мимо него — то есть это он перемещался сквозь туман, потому что торчал на одной из канатных спиц городского колеса. Он мог различить движение только по тому, как дрожит и клубится серость вокруг, но когда он оборачивался лицом навстречу ветру, туман вскоре увлажнял его щеки и заставлял моргать от наполняющих воздух капелек.

До него смутно доносились крики других такелажников. Они пытались определить, насколько городское колесо ушло от правильной круговой формы, притом лишенные подспорья четких линий обзора. Это была небыстрая, выматывающая работа, к тому же рискованнее обычного — из-за угрозы удара молнией из быстро несущихся облаков.

Может, виноват был отгородивший весь мир туман, только Чейсон отнесся к опасности равнодушно, и вообще впал в некоторую задумчивость. Он всегда ожидал, что погибнет насильственной смертью: от выстрела, удара ножом, сабельной раны, или разлетится вдребезги вместе с кораблем, которым будет командовать; или же он умрет в постели, в окружении семьи, врачей и чиновников, ожидающих, когда положено будет объявить прессе о его кончине. Эти варианты смерти прилагались к его должности, они были естественным замкóвым камнем[4] для личности, которую он выстроил в себе как адмирал Слипстрима. А потом, в последние месяцы, он воображал, как умирает, позабытый тюремщиками, что тоже входило в его роль — на этот раз в качестве военнопленного, благородно жертвующего собой ради своего народа.

Вместо всего этого его история, видимо, закончится на том, что он превратится в рядового человека из толпы. Он стал чернорабочим, натягивал канаты, чтобы крутилось городское колесо. И если он вернется в Слипстрим, что будет ожидать его там от прежнего «я»? Всего несколько дней назад он был уверен, что сможет воззвать к своим старым друзьям и сторонникам в правительстве, чтобы спасти хоть какой-то кусочек своей прежней жизни.

Только вот позже, пока трудился безымянным работягой в бригаде такелажников, он все не переставал размышлять о своих старых знакомцах. А вообще были ли люди верны ему или их уважением пользовался его чин? А его друзья… его ли они любили? Или его солидное положение и власть?

Дариуш вроде бы пока признавал его влияние, однако не было причин, чтобы так продолжалось и дальше. У Дариуша были все основания обижаться на Чейсона, потому что кому, как не Чейсону, быо отвечать за драматичность судьбы Дариуша Мартора? Завербованный на флот в смехотворно юном возрасте, Дариуш вряд ли помнил иную жизнь. Теперь, когда он выбрался из тюрьмы и хоть краем глаза уловил (хотя в такой антиутопии, как Фалкон, конечно, довольно смутно), на что может походить нормальная жизнь, до него вскоре должно дойти, каким жалким и угнетенным было его собственное бытие. И он примется искать причины.

Чейсон, как бы то ни было, в целости доставит его домой; кроме этого долга чести у него сейчас не оставалось практически ничего.

Снизу долетел еще один крик, на этот раз ближе прочих. Чейсон глянул себе под ноги и увидел появляющиеся из тумана голову и плечи человека, примерно в пятнадцати футах под ним. Это оказался Сансон. Он быстро добрался до Чейсона и остановился, чуть не дойдя до него, затем пару раз сморгнул и сообщил:

— Вам лучше не высовываться.

— Что ты имеешь в виду? — Он спустился пониже и повис рядом с Сансоном. На миг обрамляющая такелажника серость исчезла, открывая вид на крыши под ним и на канатные спицы. Затем надвинулись новые облачные кружева, и они вновь остались одни.

Сансон откинул с глаз черные спутанные волосы.

— Это копы. Они хотят созвать нас вниз на проверку. Этот новоприбывший, который с ними, хочет видеть всех. Может оказаться, он ищет вас.

— Зачем бы ему искать меня? — невинным тоном спросил Чейсон.

Сансон начал спускаться обратно.

— У него ваш акцент.

Чейсон смотрел, как Сансон растворяется в тумане. У адмирала колотилось сердце; что все это значило? Зачем проверяющему из секретной полиции Фалкона говорить со слипстримским акцентом?

Прозвучал короткий гудок: сбор. Он услышал, как выше него другие такелажники заворчали по поводу недоделанной работы. Какое-то время Чейсон, размышляя, повисел на месте. Потом начал спускаться.

Целые дни напролет он старался собрать достоверные новости о происходящем на родине. В Раше, столице Слипстрима, что-то творилось, но никто не мог сказать с уверенностью, что именно. До него доходили слухи об осаде, но кто осаждал кого? Никто не заикался о том, чтобы у правительства могли случиться неприятности. Это была еще одна загадка в дополнение к и без того запутанной ситуации.

Он не собирался раскрываться перед этим проверяющим, но на него следовало взглянуть. Поэтому Чейсон, спустившись на несколько десятков футов, нашел пару поперечных канатов и покинул центральную снасть. Он найдет другой путь вниз и выйдет позади тайной полиции.

Он спускался, а впереди, словно серебристый набросок, возникал город. Чейсон находился примерно в сотне футов выше обода, в одной секции пути по канатной спице. И самые высокие здания не поднимались даже на пятьдесят футов над кругом из досок, который официально считался городским нижним уровнем, но это не означало, что на высоте не было других построек. Предприниматели и городские чиновники в разное время подвесили на городские снасти конструкции поменьше, от кладовочек до гостевых апартаментов, куда можно было попасть только по лестнице. Свои насесты здесь имелись и у полиции — вороньи гнезда, откуда они могли наблюдать за улицей внизу. Сегодня они были пусты, и Чейсону не составило труда раскрыть в пол-размаха крылья и спрыгнуть на один из них с оконечности канатного моста. В момент его приземления облака пронзила молния, и ей приглушенным хрипом откликнулся отдаленный гром. Адмирал шагнул к проему в центре круглой платформы и быстро спустился по веревочной лестнице на улицу.

Тайная полиция выстроила его рабочую бригаду в переулке, который вел от улицы к высокой деревянной стене, перекрывавшей все выходы. По другую сторону лишь стремительно проносился воздух. Выглянув из-за угла, Чейсон увидел восьмерых полицейских, стоявших к нему спиной.

— Где он? — Голос прозвучал высокомерно и нетерпеливо, словно удар хлыстом. Но что верно, то верно — акцент был