Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Софрония и королева Евгения после чая возвращаются в королевское крыло, Евгения берет Софронию за руку и притягивает к себе.
– Я была бы признательна, если бы ты говорила более осторожно, – говорит она более мягким тоном, чем ожидала Софрония. Она боялась долгих разборок, которые, несомненно, устроила бы ее мать. Однако голос королевы Евгении звучит несколько озабоченно, но не сердито.
– Герцогиня Бруна всегда ненавидела меня. Сейчас она меня терпит, потому что живет за счет близости к короне на те деньги, что ей выделяют. Но она всегда ищет оружие, чтобы использовать против меня.
Софрония хмурится, как будто ей не приходило это в голову, как будто она не изучала герцогиню Бруну уже много лет.
– О, я не знала. Какое оружие у нее может быть против вас?
Королева Евгения улыбается и гладит Софронию по руке.
– Против нас, – поправляется она. – Темарин не любит посторонних. О, ты им нравишься больше, потому что они не воевали с Бессемией с тех пор, как получили независимость от Бессемийской империи, но не заблуждайся – они всегда будут видеть в тебе постороннюю.
В ее словах есть смысл. Настолько, что Софронии внезапно становится стыдно за попытку ее подставить. «Бессемия превыше всего», – напоминает она себе и меняет тактику.
– Мне очень жаль. Я просто продолжаю думать об этих мальчиках…
– Об этих ворах, – поправляет королева Евгения.
Софрония делает вид, что колеблется, прежде чем кивнуть.
– Ты слишком добрая, – снова говорит королева Евгения. – Но тебе не о чем беспокоиться. Я уверена, что эти мальчики уже на свободе и вернулись к своим семьям. – Она смеется над удивленным выражением лица Софронии. – Чего ты ожидала, моя дорогая? Что мы их казним? Как ты и сказала, они просто дети, хоть и преступники.
Именно этого Софрония и ожидала, и ей удается облегченно улыбнуться. Но не все ее переживания утихли. Она не может забыть звук прикосновения руки герцогини Бруны к щеке Виоли, красный след, оставшийся после этого, слезы на глазах у девушки.
– Я начинаю понимать, что вы имели в виду, когда говорили о вашей тоске по дому, – говорит Софрония, тщательно подбирая слова. – Не то чтобы мне не нравился Темарин, я здесь действительно очень счастлива, но есть вещи, которых мне не хватает вдали от Бессемии. Думаю, я не осознавала этого, пока не заговорила с горничной герцогини Бруны. Вы же знали, что она из Бессемии?
– Мне показалось, я уловила акцент, – королева Евгения искоса поглядывает на нее.
Софрония качает головой.
– Я знаю, что мне повезло больше, чем вам, и слышала, что вы даже не говорили на этом языке, когда приехали сюда. Я изучала темаринский язык одновременно с бессемианским, когда росла, так что это моя вторая натура. Но все же было приятно несколько минут поговорить с Виоли на моем родном языке. Тем более, как вы и сказали, я должна публично отдалиться от родины. Вы думаете… О нет, я не могу спросить.
Она делает смущенный вид и отворачивается.
– Спроси, Софи, – говорит королева Евгения.
– Как вы думаете, насколько сильно разозлится Бруна, если я найму себе ее горничной? – спрашивает она. – Просто… было бы неплохо окружить себя чем-то знакомым.
Королева Евгения пристально смотрит на нее.
– Невозможно спасти каждую горничную с жестокой госпожой.
– Я знаю, – быстро отвечает она.
Королева Евгения глубоко вздыхает.
– Думаю, она будет немного обижена, хотя держу пари, что наняла бессемианскую горничную только для того, чтобы тебе понравиться, так что ей некого винить, кроме себя. И, честно говоря, я достаточно мелочна, чтобы немного порадоваться ее раздражению. Сделай ей подарок – я знаю, что моя невестка особенно любит рубины, – и уверена, что она тебя быстро простит.
Софрония кивает:
– Спасибо, королева Евгения.
Женщина отмахивается от этих слов.
– Мы не можем называть друг друга королевами, Софи. Это ужасно сбивает с толку. Зови меня Джен.
Когда Софрония возвращается в свою комнату после ужина в тот вечер, то находит Виоли в кресле у камина. Она сидит с иглой в руке и одним из новых платьев Софронии на коленях, но не шьет. Ее глаза смотрят вдаль, в огонь, но когда она слышит, как входит Софрония, то спешит подняться на ноги и делает реверанс.
– Добрый вечер, Ваше Величество, – говорит она.
– Добрый вечер, – немного удивляется Софрония. Она попросила другую горничную доставить ее платье вместе с рубиновым браслетом от королевского ювелира сразу после чая, и не ожидала, что Виоли переведут к ней так быстро. Взгляд Софронии падает на платье, которое держит Виоли. Она переключается на бессемианский и, лишь заговорив, осознает, насколько ей этого не хватало.
– С ним что-то не так?
Виоли смотрит на платье и краснеет.
– Нет, совсем нет, – говорит она. – Просто… горничная, которую понизили, чтобы освободить для меня комнату, то и дело порхает взад и вперед, бросая на меня злые взгляды, и я хотела чем-то заняться, но сейчас никаких дел нет, так что…
Она замолкает, и Софрония улыбается.
– Так что ты притворилась, что зашиваешь новенькое платье? – заключает она. – Умно.
– Спасибо, – благодарит Виоли, не колеблясь. – Я имею в виду, за то, что наняли меня.
Софрония кивает.
– Приятно видеть рядом кого-то из Бессемии. Это заставляет меня немного меньше тосковать по дому. Ты, должно быть, тоже немного по нему скучаешь.
– Немного, – признается Виоли. – В основном я просто скучаю по маме.
Софрония задается вопросом, на что это должно быть похоже. Она думала, что может скучать по императрице, но по большей части чувствует облегчение, не видя ее каждый день.
– Ой, – говорит Виоли, кладя платье на подлокотник кресла. – Король Леопольд вернулся всего несколько минут назад и передал вам просьбу сопровождать его завтра днем. У вас есть время после обеда с леди Энид и графиней Франческой и до приветственного банкета для сэра Диаполио.
– Певца из Селларии? – удивленно спрашивает Софрония, прежде чем вспомнить, что он приехал дать концерт. – О да, я с нетерпением жду этого. Говорят, его голос – подарок звезд. Скажи Леопольду, что я хотела бы присоединиться к нему на прогулке. Было что-нибудь еще?
– Вам пришли письмо и посылка, – говорит Виоли. – Я оставила их на вашем столе. Посылка от вашей сестры из Фрива, а письмо – от вашей матери.
Софрония с благодарностью улыбается и идет к своему столу, где, скрытое от глаз, лежит письмо Беатрис. И посылка, и письмо, похоже, уже открыты – очевидно, ее мать была права, когда так беспокоилась о кодах и скрытых сообщениях.
– На этом пока все, – говорит Софрония Виоли, садясь за свой стол. – Я позову, если ты понадобишься.