Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они проходят мимо бобби в форме и детективов в штатском, поглощенных охраной правопорядка в столице. Арчи примечает табличку дактилоскопического бюро – новомодный метод опознания преступников, – где полно людей и в форме, и в костюмах. Ему показалось или они и впрямь задержали на нем взгляды? Они его осуждают?
Арчи и Перкинса ведут в угловой, внушительных размеров кабинет на втором этаже. В помещении темно, хотя еще нет и двух часов. Там, в этом сумраке, словно в пещере, сидит за столом полковник Рейнольдс.
Один взгляд в глаза Рейнольдса, и Арчи сразу понимает, что прийти сюда было ошибкой. Этот человек видит тебя насквозь, так что необходимо соблюдать большую осторожность. Ведь в этом его работа и состоит – читать в душах людей. Решать, виновны они или нет. Арчи становится трудно дышать, но надо приступать к делу.
– Сочувствую пропаже вашей супруги, полковник Кристи.
– Благодарю, полковник Рейнольдс. Я признателен за то, что выкроили для меня время. – Арчи надеется, что его голос не дрожит.
– Чем могу помочь? – У Рейнольдса приветливое выражение лица, но интонация выдает некоторое нетерпение. Видно, что ему хочется поскорее разделаться с этим визитом.
– Я по поводу следствия.
– Слушаю.
– Меня беспокоит, что ваши менее… – он запинается, – менее… городские полицейские не обладают навыками офицеров Скотланд-Ярда, необходимыми для поисков моей жены. В результате они привлекли внимание прессы, и дело получило широкую огласку в газетах. – Произнеся это, Арчи понимает, что встревоженный муж лишь обрадовался бы масштабам публикаций, и что ему следует несколько сместить акцент. – Я волнуюсь, что из-за своей неопытности в сложных расследованиях они могут не получит желаемого результата.
– Понимаю. – Сложив пальцы домиком, Рейнольдс опускает на них взгляд, словно погрузившись в свои мысли. Затем он резко поднимает глаза. – Но ведь это именно заместитель старшего констебля Кенворд успешно раскрыл дело Жана-Пьера Вакьера, байфлитского убийцы?
Арчи понятия не имеет, ни что это за байфлитский убийца, ни какую роль сыграл там Кенворд. Но он примерно понимает, что надо ответить.
– Должно быть, это так. Но, похоже, не помешает, чтобы за ними немного приглядели. Чтобы держали, так сказать, под уздцы.
– Ага… Теперь ясно.
Рейнольдс встает, обходит стол и, приблизившись к Арчи с Перкинсом, опирается о столешницу.
– Полковник Кристи, я не сомневаюсь, что вы… – он вновь делает домик из пальцев и некоторое время разглядывает его, а затем продолжает: – …обеспокоены исчезновением супруги и излишним вниманием прессы. Но Скотланд-Ярд не может вмешаться в следствие без запроса от суррейского или беркширского отделов полиции, которые его ведут. Таков закон.
Перкинс вскользь упоминал, что Скотланд-Ярд едва ли станет совать нос в следствие, но ничего не говорил о законе. Арчи полагал, что политика невмешательства со стороны Скотланд-Ярда – лишь неписаное правило, и поэтому потащился на эту встречу. Но теперь он видит, что это была пустая трата времени. И вдобавок потенциально опасная. Почему его чертов адвокат ничего не объяснил?
Молчание Арчи Рейнольдс, видимо, приписывает разочарованию и предлагает:
– Если хотите, Скотланд-Ярд может разместить объявление о вашей супруге в «Полис газет», тем самым оповестив о ее исчезновении все до единого полицейские отделы страны.
– Я весьма признателен вам за предложение, полковник Рейнольдс, но мне кажется, что благодаря газетам вся полиция, да и все гражданское население уже без того достаточно оповещены.
– Так, может, в этом и состояла идея заместителя главного констебля Кенворда и его коллеги, суперинтенданта Годдарда?
– Может быть, – отвечает Арчи.
– Или есть причина, по которой вы не желаете широкого освещения в прессе дела вашей супруги? – спрашивает Рейнольдс, скрестив руки на груди и приподняв брови, и Арчи теперь уже с полной ясностью осознает, что, придя сюда, сам поставил себя на линию огня. Как только они выйдут, он чертовому Перкинсу голову оторвет за то, что не отговорил его от этой встречи.
Но сейчас и с этим человеком Арчи не может игнорировать вопрос, это не Кенворд, и уклониться не выйдет. И он приводит свой единственный допустимый аргумент:
– У меня маленькая дочь, сэр. И ей очень тяжело от постоянного присутствия прессы вкупе с пересудами вокруг ее матери.
– Думаю, отсутствие матери для нее еще тяжелее, мистер Кристи. – Намек недвусмыслен, и вопрос на этом закрыт.
С птичьим проворством Рейнольдс поворачивается к Перкинсу.
– Думаю, с заместителем главного констебля Кенвордом ваш клиент в надежных руках. Я всецело уверен, что Кенворд разгадает эту загадку. – Потом, смерив взглядом Арчи, Рейнольдс добавляет: – Я сделаю вам одолжение. Оставлю ваш сегодняшний визит между нами и не стану сообщать о нем заместителю главного констебля Кенворду и суперинтенданту Годдарду. В противном случае это вряд ли пошло бы вам на пользу.
Август 1919 – январь 1920
Лондон, Англия
Беременность сопровождалась постоянными приступами тошноты и тревоги, и меня омыла волна облегчения, когда провести последний месяц я решила в Эшфилде и рожать тоже там. Мама все устроит, – говорила я себе, пока мы с Арчи ехали домой. Мои надежды осуществились: мама тут же заключила меня в объятия и поручила заботам нянечки, которую наняла для помощи при родах и последующего ухода за младенцем, – умелой и славной сестре Пембертон. Обе женщины сдували с меня пылинки, а на заднем плане слышалось счастливое покудахтывание тетушки-бабули, и все мои страхи превратились в предвкушение.
Как я и ожидала, наслушавшись рассказов Мадж и своих подруг, Розалинда появилась на свет среди боли и ужаса. Когда няня впервые положила мою дочь мне на руки, я было нежно заворковала в восторге от крошечных пальчиков на ее ручках и ножках, от розового бутончика ее губок, но тут же напомнила себе, что дитя не должно стать центром моей вселенной. Поэтому я вернула ее сестре Пембертон и позволила маме поухаживать за мной.
Изможденная родами, я уплывала на волнах сна, а мама, держа меня за руку, сидела в кресле рядом с кроватью, на которой я спала в детстве.
– Мамочка, не уходи, – взмолилась я. – Вдруг мне ночью что-нибудь понадобится.
– Разумеется, дорогая. Я здесь, рядом с тобой.
И она в самом деле осталась рядом. Я оправлялась несколько недель, и за это время мы с мамой словно сплели вокруг нас обеих кокон – почти как в детстве, – а Розалинда играла роль гостьи, которая порой к нам наведывалась. В те ночи, когда мне безумно хотелось взять мою дочку на руки или даже уложить ее спать рядом с собой, я уговаривала себя: дескать, держать дистанцию – это необходимая практика. Как еще могла я сделать, чтобы Арчи оставался центром моей привязанности? Что он будет чувствовать, если Розалинда привыкнет спать в моей постели? Со временем соблюдать дистанцию становилось все легче, и я сама скорее ощущала себя дочерью, чем матерью.