Екатерина, начавшая уже осознавать, что костюм — это действенное информационное и пропагандистское средство, надела упомянутый туалет отнюдь не забавы ради. Была весна 1770 года. Больше года длилась Русско-турецкая война. Компания 1769 года прошла относительно успешно: в начале сентября взята крепость Хотин, граф Панин совершал набеги на Бендеры, войска генерал-майора Медема отлично работали на Кубани и Кавказе. «Славных викторий» императрица ожидала в 1770 году. Следовало очистить Молдавию и Валахию от османских войск, взять Бендеры. Большие надежды Екатерина возлагала на флот, который должен был помочь греческому восстанию и продвигаться к Дарданеллам. И она, безусловно, верила в полководческий гений Петра Румянцева.

Военные действия шли в основном на территории, где жили славянские народы, потому-то императрица сделала выбор в пользу славянского платья. Само его название говорит о том, что оно могло представлять некую смесь разнообразных восточноевропейских стилей. Надев его, Екатерина становилась репрезентантом этих народов, их покровительницей, заступницей. Костюм как бы визуализировал политическую и военную программу царицы, главными целями которой были те исконно славянские территории, которые пока оставались под властью османов.

Показательно, что в то же самое время Екатерина II распорядилась изготовить так называемую портретную серию медалей с изображениями русских князей и царей — от Рюрика до себя самой. Этот проект, безусловно, говорил о политических амбициях императрицы. Она хотела, чтобы отныне ее сравнивали не с Петром Великим, а с основателем древнерусского государства Рюриком.

Эта любопытная серия, в которой каждый правитель представлен в одеждах своего времени, говорит также об интересе государыни к истории Руси и древнерусскому костюму. В 1770 году, когда работа над портретными медалями шла полным ходом, Екатерина появилась в славянском платье. И это также свидетельствовало о ее неподдельном интересе к древнерусской культуре, которой она вдохновлялась, придумывая свой наряд.

Но как именно он выглядел? Думаю, ответ следует искать на аверсе медали с чеканным портретом княгини Ольги. Округлое лицо, мягкие черты, двойной подбородок, чуть заметная улыбка — все в нем напоминает Екатерину II. Если учесть, что славянское платье появилось почти одновременно с медалью, возможно, оно было скопировано с этого портрета княгини.

Летом 1770 года русские войска одержали целую серию блистательных побед: 17 июня при Рябой Могиле, 8 июля — при Ларге, 21 июля — при Кагуле. 19 августа корпус князя Репнина взял крепость Килию, 16 сентября граф Панин овладел Бендерами. Екатерине было чем гордиться, и в сентябре 1770 года она надела русское платье. «Камер-фурьерский журнал» упоминает его впервые 20 сентября, в день празднования дня рождения ее сына, цесаревича Павла Петровича.

Екатерине II, безусловно, понравился этот наряд, и в нем она появлялась регулярно. 22 сентября была в русском платье на балу во время празднования коронования. В нем же с 28 по 30 июня 1771 года принимала участие в различных торжествах, возможно, под влиянием известия о взятии двумя неделями ранее турецкого Перекопа.

С 1770-го по весну 1773-го года русское платье носила только царица, прочие дамы были в робронах (модных платьях французского кроя). Возможно, Екатерина, как и ее предшественница, императрица Елизавета Петровна, любила выделяться экзотическим нарядом из толпы вельмож, но, быть может, хотела вначале испробовать на себе этот вариант патриотического парадного облачения, прежде чем ввести его в качестве обязательного при дворе.

Русское платье еще не было регламентировано, его крой, цвет и отделка подчинялись воле и прихотям императрицы и отчасти совпадали с европейскими тенденциями светской моды. Общим для всех его вариантов была двухслойность: нижняя часть (обычно светлых оттенков) представляла собой глухое неширокое в юбке платье с длинными рукавами (иногда со сборками), верхняя часть, так называемый «молдаван», — распашное без рукавов, из цветного материала и с отделкой галунами, вышивкой, иногда мехом.

Этот наряд описан во многих мемуарах. Адриан Грибовский сообщал: «Гостиная одежда: другой чепец белый с белыми лентами; верхнее платье молдаван, по большей части лилового цвета, и нижнее белое гродетуровое». Граф Иоахим Штернберг запомнил царицу в следующем варианте: «Русский костюм, состоящий из длинного платья, которое прямо с груди сбегает к ногам; на этой юбке рукава, собранные у кисти в бесчисленные мелкие складки; к плечу эти складки делаются шире и крупнее, почему рукав и кажется очень широким. На юбку надевается верхнее платье без рукавов; оно висит свободно, несколько напоминая собою пудер-мантель. Благодаря тому, что две части одежды делаются обыкновенно из двух гармонирующих цветов, некрасивый покрой платья не бросается в глаза». Уильям Кокс увидел государыню «в русском наряде: светло-зеленом шелковом платье с коротким шлейфом и в корсаже из золотой парчи, с длинными рукавами. Головной убор весь унизан бриллиантами». Луи-Филипп Сегюр утверждал, что императрица «носила широкие платья с пышными рукавами, напоминавшими старинный русский наряд». Существовало и особое траурное белое русское платье, которое упоминается в «Камер-фурьерском журнале» 1779 года.

В своей патриотической модной придумке Екатерина с удовольствием позировала художникам — Иоганну Лампи, Федору Рокотову, Александру Рослину, Дмитрию Левицкому. Хотела, чтобы в этом наряде ее видели все: придворные, иностранные послы и дипломаты, простой люд. Русское платье стало новым жанром военно-политической пропаганды.

Название наряда и крой отсылали к русскому костюму, но не народному, а боярскому, эпохи царя Алексея Михайловича. Этим Екатерина решала сразу две задачи: демонстрировала не только уважение к народным традициям, русской истории, но и свою близость допетровским Романовым. Последнее особенно важно, ведь Екатерина пыталась всеми способами доказать легитимность своего пребывания на троне и оправдать совершенный «во благо» государственный переворот. Яркая визуальная связь с Романовыми через общность костюма и аксессуаров могла сыграть ей на руку.

Екатерина в русском платье становилась репрезентантом всей нации и одновременно камуфлировала свое немецкое происхождение. А для пущей убедительности в 1790-е годы взяла за правило приветствовать и прощаться с гостями, отвешивая русские поклоны. «Когда представление окончилось, — сообщал граф Валентин Эстергази в письме 1791 года, — мы подали руки дамам и прошли в залу, где императрица откланялась нам по-русски (как кланяются мужчины или, скорее, монахи)». «Государыня выходила в тронную залу, — писал историк Михаил Пыляев, — со всей своей свитой. Здесь государыня, вошедши в залу, отдавала по-мужски три поклона: один направо, другой налево и третий к середине». Замечу, в этом жесте также просматривается влияние травестийного опыта молодых лет императрицы.

Думается, что Русско-турецкая кампания не только стала причиной появления этого наряда, но и подсказала некоторые его элементы. Во-первых, сложно не заметить его близость восточным одеяниям, в особенности османскому женскому кафтану XVII века. Аналогичные костюмы были распространены в XVI–XVIII веках в Восточной Европе, часть которой находилась под властью Порты, а некоторые земли продолжали оставаться в составе империи во время Русско-турецкой кампании. Неслучаен и выбор названия для верхнего распашного платья — «молдаван». Императрица могла бы его называть и кафтаном на турецкий манер, и жупаном — на манер польский. Но ей хотелось, чтобы каждая деталь была связана с политическими и военными событиями, в которых участвовала Россия. В 1768–1774 годах на территории Молдавии и соседней Валахии развернулись главные военные действия, и потому название верхнего платья было актуальным: пока войска Румянцева и Суворова били турок в Молдавии, государыня носила турецко-славянский «молдаван».