И деловито откусил щипчиками ещё один палец. Брызнула кровь, Тимофей снова заорал.

— Можешь орать, но тебе это не поможет. Лучше говори, — невозмутимо посоветовал наблюдавший за допросом Иван.

— Жалко — до Москвы да до Питера Пугачёв не добрался. Всех бы вас под нож, ненавижу!

— О! Уже интереснее. Емелька твой в Москву уже доставлен в кандалах да железной клетке. Вскорости суд будет, четвертуют, должно. И ты за ним отправишься. Так что не поможет тебе Емелька!

— Не скажу ничего!

— Пантелей, продолжай.

Палач достал из сумочки деревянное приспособление — вроде столярной струбцины, приладил его к стопе пытуемого и закрутил винт. Тимофей застонал. Пантелей затянул туже. Злодей завыл, и палач крутанул винт ещё. Тимофей кричал и бился на бревне.

— Ты — враг государства, стало быть, и мой личный. Жалеть тебя я не собираюсь, — жёстко сказал Иван. — Или говори, или такие муки перенесёшь — не рад будешь, что родился. Только умереть раньше времени мы тебе не дадим, не надейся.

Но Тимофей, похоже, не слышал. Он то орал, то стонал, дёргался и извивался на неудобном ложе.

— Крути ещё!

Пантелей затянул винт, раздался хруст костей, Тимофей дёрнулся и обмяк.

— Без сознания, — спокойно констатировал палач. Он ослабил зажим и снял струбцину с ноги. В углу комнаты взял ведро с водой, плеснул в лицо Тимофею. Тот вздрогнул и открыл глаза.

— Ну вот, ожил, — почти ласково сказал палач. — Одну ногу-то я раздробил тебе, сейчас за другую примусь.

Андрея затошнило, но он смог побороть приступ дурноты, несколько раз глубоко вдохнув ртом. А палач деловито наложил струбцину на другую щиколотку.

— Не надо, не надо, — запротестовал Тимофей.

— Твоя воля, не надо — так не надо, — покладисто согласился Пантелей. — Тогда говори! Видишь, господа ждут!

Иван подошёл к Тимофею поближе.

— Говори всё как есть, врать не думай — будем проверять. Кто главарь и где он?

— В Москве. Староконюшенный переулок, четвёртый дом от лавки купца Анкудинова.

— А имя и фамилия у него есть?

— Полупан Игорь.

Иван выразительно посмотрел на Андрея — далеко от столицы связи идут.

— Пишешь ли?

— Успеваю.

— А где печатают богомерзкие подделки?

— То мне неведомо. Я лишь сбываю ассигнации. До этого только купцам за товар, а тут — как чёрт под руку толкнул. Дай, думаю, попробую в банк. Если пройдёт, так всю пачку на монеты и поменяю.

— Ещё подельщики есть?

— Есть, я не один. У Полупана помощник есть — я его видел. Воды можно испить?

— Пантелей, напои человека.

Тимофей напился, перевёл дух.

— А ещё кого знаешь?

— Вроде меня сбытчики есть. Двоих точно видел: один из Пскова, другой — московский.

— Откуда знаешь, что он из Пскова?

— Один раз мы с ним в трактире сидели — покушали, казённой выпили, поговорили. Звать Сергеем, а где живёт — не говорил, да я и не спрашивал.

— Как к Полупану попал?

— Сына в солдатах до смерти запороли, вот я и решил власти мстить. На рынке познакомился со шпаной, они меня на Полупана и вывели. Вид, говорят, у тебя почтение вызывает, рожа не разбойничья — как раз для таких дел.

— Ну вот, молодец. Сказал бы сразу, и нога была бы цела. Про что ещё забыл сказать?

— Про что спрашивали — сказал.

— Тогда всё на сегодня. Тебя в камеру твою отведут, покормят. Отдыхай. А впредь будь поумней — целее будешь. Пантелей, спасибо за работу.

— Да мы завсегда рады помочь.

Иван с Андреем поднялись в кабинет.

— Как думаешь, не врёт? — поинтересовался Иван.

— Не уверен, проверять надо.

— Не только проверять. Если обнаружим доказательства, сразу в железа брать надо. Ты же сам видишь — шайка целая, да ещё в разных городах действуют. Чуешь, к чему клоню?

— Нет пока, Иван Трофимович.

— Ехать нам в Москву надо — там главарь, там типография. Вот что, я такие дела решать не вправе, власти у меня такой нет. Сейчас пойду к генерал-полицмейстеру, доложу всё — пусть он и решит. Ты пока можешь отдыхать, а утром — ко мне.

Андрей посмотрел на часы, стоявшие на полу — большие, деревянные, с боем и двумя медными гирями. А время-то уже за полдень перевалило. Можно и к Василисе зайти, тем более что предстоял отъезд, и похоже — надолго.

До самого вечера Андрей сидел в купеческом доме с Василисой, развлекая её интересными историями. Только когда начало смеркаться, откланялся, предупредив, что, вполне вероятно, уедет завтра в Москву по службе, и увидятся они теперь не скоро. Девушка покорно кивнула.

Так и оказалось. Утром, придя на службу, он заглянул к Лязгину.

— Ну что, брат, всё согласовано — едем в Москву. Бумаги получены, деньги на проезд и постой уже у меня. А вещи твои где?

— Так не знал я наверняка, едем или нет.

— Даю час времени: одна нога здесь, другая — там.

Андрей побежал домой, собрал скромные пожитки — белье, бритву — в узел. И уже через четверть часа сидел у Лязгина.

— Готов? Тогда нечего попусту терять время — едем. Оружие взял?

— Взял, и порох с пулями не забыл.

— Вот и славно.

Выехали они на служебной пролётке. Кучер поднял над седоками кожаный верх, сам при этом сидел на облучке под моросящим дождём.

Всё было хорошо, пока не выехали из города. От многодневных дождей дорогу развезло, пролётка то и дело застревала, и приходилось её толкать.

— Будь она неладна, эта погода! — ругался Иван. — Нет чтобы попозже выехать, когда морозы ударят и снег ляжет — вмиг бы на санях домчались.

— А разве у нас был выбор? — возразил промокший Андрей. — Ведь только вчера Тимофей о главаре рассказал.

Добирались до Москвы долго — больше недели. И не столько ехали, сколько толкали пролётку. Вымокли, промёрзли все. И даже тёплая печь и вино на постоялых дворах не спасали, согревали лишь на время.

И вот она, Москва, бывшая столица империи. Она была видна издалека — сияющие купола церквей, высокие стены звонниц, многочисленные жилые постройки, характерный изгиб Москвы-реки.

— Добрались наконец, я уж думал — не доедем, — ворчал Лязгин, потирая ушибленные бока.

— Стареешь, Иван Трофимович, — повернулся к ним кучер Антон. — Мы ведь и раньше в Москву ездили.

— Так то летом было: тепло, птички поют — красота!