Деттвайлер развил методику аэротерапии. В 1880‐х годах в его санатории были выстроены знаменитые открытые павильоны-террасы с плетеными шезлонгами. Пациенты могли находиться на свежем воздухе и при плохой погоде, и во время холодов. Обычно террасы выходили на юг на солнечную сторону. Пациенты Деттвайлера до 10 часов в день находились на воздухе. Такая терапия позволяла заодно легко контролировать больных.

Изобретение Деттвайлера столкнулось с яростным непониманием бывшего учителя — доктора Бремера, удрученного разрывом с бывшим учеником, а теперь конкурентом. Бремер назвал эти воздушные террасы «палатами, где битком пациентов, но не хватает четвертой стены»[313].

Методы Деттвайлера основывались на совершенно других принципах, поскольку к тому времени Роберт Кох уже открыл возбудителя болезни и с прежними терапевтическими методами было покончено. Медицина пришла в движение, приходилось пересматривать теории предрасположенности и сангвинического темперамента. Деттвайлер основал свою терапию на полном покое. Он заставлял пациентов просто подолгу пассивно лежать на воздухе. Больные легкие должны пребывать в покое на воздухе с его целительной силой, от этого прекращается рост бактерий, укрепляется вся конституция тела.

Не только лежачие воздушные террасы с их типичными шезлонгами были заимствованы у Деттвайлера другими санаториями. Деттвайлер стремился сократить опасность заражения от мокроты больных. В 1889 году в журнале «Практическая медицина» он предложил пользоваться «карманными баночками для кашля». Речь шла о флаконах около 10 см в высоту из темно-синего стекла. Вскоре пациенты стали звать их «синий Генрих»[314]. Больным запрещалось плевать и откашливать мокроту на землю, ее следовало собирать в бутылочку. Флакон закрывался с двух концов винтовой крышкой, в стеклянную колбу погружалась воронка и извлекала опасное содержимое. Дважды в день санитары собирали бутылочки и промывали их с карболкой. Изобретение Деттвайлера стало ходовым товаром. Санаторий «Фалькенштайн» по своему устройству и архитектуре превратился в образец подобных учреждений на будущее: изолированное место далеко от города, защищенное от ветров, главное здание вытянуто с востока на запад, к нему примыкают крылья и пристройки, террасы и веранды для лежания на воздухе выходят на юг, позднее их дополнили ряды балконов и опорных колонн[315]. В большом главном здании находились роскошно обставленная столовая, гостиная, обширная библиотека и комфортабельные палаты для пациентов. Впрочем, комнаты пациентов еще очень походили на гостиничные номера, где еще мало учитывались новые правила гигиены. Зато то, что пациенты откашливали и отхаркивали, теперь собиралось и устранялось — это было несомненным новаторством. Вскоре появились центральное отопление и канализация, электричество и паропромыватель. «Фалькенштайн» стал моделью для всех более поздних санаториев, поскольку соответствовал научным амбициям своего времени.

И «Гёрберсдорф», и «Фалькенштайн» были санаториями для европейской знати. Богатые бюргеры, князья, принцы и даже императрица Виктория, мать германского императора Вильгельма II, обращались за помощью к доктору Деттвайлеру и платили немалые деньги за комнату, прислугу, питание, медикаменты и лечение. Оба санатория стоили дороже прежних знаменитых курортов, например, Баден-Бадена. В «Фалькенштайне» отдельная комната в 1888 году стоила от 1,5 до 4 марок в день, питание без напитков — 7,5 марок. Отдельно оплачивались лекарства, отопление и освещение комнат[316]. В Баден-Бадене отдыхающие платили за номер в гостинице с полным пансионом около 2,5 марок.

Оба заведения вскоре стали известны во всём мире, и устройство лечебниц и санаториев для чахоточных больных приняло небывалый размах. Метод аэротерапии Деттвайлера использовался вплоть до Второй мировой войны, пока не были открыты противотуберкулезные антибиотики, даже после того, как туберкулез стали лечить с помощью хирургического вмешательства. Лежание на воздухе не только определяло распорядок дня больных, но и способ постройки санаториев: позднее в такой же манере стали строить жилые дома в городах.

По образцу санатория Деттвайлера в Германии до 1900 года начало действовать 21 подобное частное заведение под руководством известных докторов. В Дании и Франции 1870‐х годов также были учреждены частные санатории, в 1880‐х годах еще два начали действовать в швейцарском Давосе. В Великобритании, Швеции, России и Испании многочисленные частные лечебницы открывались в 1890‐х годах[317]. Первые санатории были роскошны и принимали высшее общество.

Более всех прочих горных курортов отличался роскошными отелями, богатством, атмосферой и сознанием высшего общества курорт Давос, запечатленный больше других в литературе как символ этого исключительного мира больных. Давос, пожалуй, вообще занимает уникальное место в истории этих учреждений.

Давос был самым знаменитым курортом мира. Он располагается в горной долине на высоте 1500 метров в швейцарском кантоне Граубюнден. С тех пор как в 1924 году был опубликован роман Томаса Манна «Волшебная гора», Давос считался воплощением горного курорта. Здесь гости дышали самым знаменитым воздухом в Европе, в том числе не обязательно чахоточные больные, а просто состоятельные туристы. Были в Давосе лечебницы и для менее богатых пациентов, но образ Давоса в истории — это частные люксовые санатории изысканной архитектуры и населяющее их блистательное высшее общество.

К началу XIX века Давос был всего лишь маленькой горной деревушкой, жители которой жили разведением домашнего скота. В 1805 году селение насчитывало 419 хозяйств и 2294 голов скота[318]. Это место лежало в стороне от альпийских дорог в направлении Италии, так что Давос мог бы остаться одним из никому не ведомых затерянных альпийских селений. Однако век спустя он был не только не изолирован от внешнего мира — он был всемирно известен.

Своим взлетом Давос обязан прежде всего немецкому врачу Александру Шпенглеру, который оценил целительные свойства альпийского воздуха и основал в Давосе первый санаторий для легочных больных[319]. Студент-юрист Шпенглер после неудавшейся революции 1848 года вынужден был бежать из Германии в Швейцарию, изучал медицину в Цюрихе и стал работать в Давосе окружным врачом — неблагодарная, нелюбимая миссия с копеечным жалованием, да еще в богом забытом углу, который, к горькому сожалению Шпенглера, был далек от всякой общественной и духовной активности.